Соска

— Такое случилось, Гена. Тебе просто не хватило полета фантазии. Этот Алексей Громов — феномен. Аномалия, ошибка природы, называй как хочешь. Его яйца не как у всех, Гена. Они вырабатывают какие-то особые гормоны. Вместо жизни они несут смерть.

— Да уж…

От удивления Полежаев медленно опустился на стул, глядя в какую-то лишь ему видимую точку.

— Да уж да… Ну, дела! А я все-таки хряпну рюмашку, Степа. С твоего позволения. Если хочешь, то еще не поздно присоединиться.

— Я, Гена, в одиннадцать утра коньяк не пью. Особенно такой, как у тебя.

— А чем тебе мой не нравится… — В голосе Полежаева прозвучала обида. — Триста рублей за бутылку, будет хуже.

Он открыл дверку своей «эстетичной» стенки и, загородив происходящее от Степана широкой жилистой спиной, чем-то там позвякал, сделал характерное движение головой, как будто очень быстро посмотрел в небо, крякнул и удовлетворенно закрыл свое хозяйство.

Затем вернулся к Степану, жуя дольку лимона и весело морщась от кислого.

— Слушай дальше, алкоголик при исполнении. Конечно, мальцу и в голову не могло прийти такое. Поэтому я и назвал первые отравления непредумышленными. Заболевших девочек помещали в больницу, они ни с кем не хотели общаться, и особенно с ним. Алеша в голову не брал, думал — совпадения. Молодой еще был, все впервой. Наверное, это женская психология такая: переспать один раз, а потом исчезнуть, навсегда. Затем, в определенный момент, насторожился. Провел свое маленькое расследование и обнаружил, что его партнерши по больницам лежат. Причем не с насморком. Пока до него дошло, в чем дело, «ухлопал» еще несколько. Сколько там всего набежало? Двенадцать? Однако… Молодо-зелено.

Он поначалу решил, что речь идет о венерической болезни. Типа хитрого сифилиса нового поколения. Или генетически измененного триппера. Короче, чего-то необыкновенного и неприятного. Вот только почему не заразился он сам? Со следующей партнершей он вступил в защищенный контакт. И с последующей тоже. Тут-то его и посетила догадка. Как ни крути, а получалось, что он сам им и впрыскивал яд.

Ты, Гена, представь себе молодого мальчишку, с не устаканившейся еще психикой. Возраст такой, что к собственным яйцам очень пристальное внимание. Ты себя в этом возрасте помнишь? Когда просыпаешься с линейкой в руках, чтобы поскорее утреннюю эрекцию измерить. Не вырос ли? И вот такой пацан обнаруживает вдруг, что у него в яйцах какая-то ядовитая штука. Осознает, что он — не такой, как все. Что он — в единственном экземпляре. Как тебе такое? Тут дело даже не столько в угрызениях совести. Ну, заразил несколько девчонок, так не знал же! Молодой здоровый эгоизм. Тут дело именно в том, что: я не такой, как все. Страшное открытие!

— Степа. Ты меня извини, перебиваю. Но откуда ты все это знаешь?

— Какая разница? Захотел наш Леша покончить жизнь самоубийством. Да не смог. Предположение предположением, а до тех пор, пока факт недоказанный, умирать рано. Надо проверить… И решился Громов на последнюю попытку.

— Догадываюсь, на какую.

— Выбрал он самую неприятную дамочку. Одна, кстати, мне там в его гареме очень не понравилась. Жанна, кажется.

— В точку! Жанна Кулейкина как раз и есть последняя жертва маньяка. Это после нее он ушел в долгосрочный отпуск. Аж на пятнадцать лет.

— Ну вот, видишь. Переспал он с этой Жанной. С кондомом. Переспал еще раз, другой, третий. Подождал пару месяцев. Видит: ничего особенного не происходит. Продолжает гражданка с ним встречаться, как ни в чем не бывало.

— А теперь без резинки!

— Так точно. Пришла пора попробовать «без резинки». Напился наш Алеша хорошенько и вставил ей «на чистую». Знал, что на убийство идет, если это так можно назвать. Готовился долго, сомневался, решался, с совестью договаривался. Убедил себя, что необходимо это. Иначе всю оставшуюся жизнь придется сомнениями себя мучить. Ну, что там говорить? Вставил, одним словом.

Жанна, естественно, через неделю уже в больнице лежала. Диагноз все тот же: оволосение, озверение. Уверовал тогда Громов, что не обыкновенный он мужик с дулей в ширинке, а мутант с бактериологическим оружием в промежности. Наградила его природа особым даром, а зачем — не сказала. И имеет он на своей совести ни много ни мало, а целых двенадцать жертв. А тут и весть подоспела, что одна из оволосевших девушек покончила жизнь самоубийством — выбросилась из окна.

Однако в ментуху сдаться или к врачам в подопытные кролики идти так и не решился парень. Да и вешаться передумал. Страшно это. Совесть успокоил как мог: не виноват, не ведал. Так и пришлось ему продолжать жить со страшным секретом в трусах. Без секса, разумеется, зато с ночными кошмарами да поллюциями болезненными. А в это самое время лейтенант Полежаев…

— Я тогда еще младшим был. Но откуда ты все это…

— …А в это самое время младший летёха Полежаев с утра до вечера над этим делом бьется и не возьмет никак в толк, то ли намеренные отравления в подведомственном округе, то ли эпидемия какая нагрянула. А может быть, инопланетяне высадились? Признавайся: думал про инопланетян?

— Да я уже сейчас и не помню…