Соска

— Скорее рассказ. Возможно, биографичный. Во всяком случае, вы должны его прослушать, прежде чем принять решение. Но предупреждаю, то, что вы сейчас услышите, не похоже ни на что другое на… свете. Такого вы просто никогда не могли услышать!

— Откуда вы это взяли? — строго поинтересовался Полежаев, у которого вдруг появилось настойчивое ощущение, что он этот странный предмет уже видел, и не только видел, но и слышал.

— У вас не появилось ощущения дежавю, когда вы вошли сюда? — вопросом на вопрос ответил Хабибуллин, как будто подслушал мысли собеседника.

— А что это — «дежавю»? — кокетливо поинтересовалась единственная в палате женщина — красивое название напомнило ей о том, что пора сменить духи.

— Это когда вам кажется, что с вами все это уже было, — пояснил Полежаев с налетом жалости к новой знакомой. — Как будто вы так же, как только что, уже сидели и ждали в коридоре, видели меня, читающего в тетрадке, входили в эту комнату, встречались с доктором, отвечали на вопрос… Тетрадка с попугаем, диктофон…

Полежаев вдруг перестал говорить и посмотрел куда-то очень глубоко внутрь себя.

— Ну, словом, в таком ключе… — явно через силу закончил он.

Вилена нахмурилась.

— Вот сейчас, когда вы мне это говорите… Лысый в кожаном плаще, ой, извините, в смысле — вы, зеленые буквы, бивень этот…

Хабибуллин сделал шаг вперед, выставил руку с диктофоном перед собой и подпер ее второй рукой. Большой палец он положил на кнопочку воспроизведения на спинке бегемота.

— Лично я, когда послушал эту запись, вдруг подумал, что я ее слышал уже десятки раз и знаю ее наизусть. Вероятно, потому что она… адаптируется к обстановке.

— Адапт…тируется?

Вилена вдруг сильно побледнела, затряслась и вновь повалилась на бивень.

— Что? Что с вами?

— Так, ничего… Не обращайте внимания. Я, пожалуй, все-таки присяду.

— Вы не ответили на мой вопрос: откуда у вас эта запись? — спросил Полежаев.

— Не знаю… — Хабибуллин вытер лоб рукавом. Из выражения его лица стало понятно, что ему надавили на больное место и что он действительно не знает. — Но у меня такое впечатление, такое впечатление, такое впечатление, впечатление, что она… что она всегда была у меня!

— Всегда? Извините, но что за чушь! Вы же ученый! Вы получили ее по почте? Или нашли в квартире после пожара?

Хабибуллин молчал. Он вдруг отставил руку с бегемотом в сторону, как будто держал гранату с выдернутой чекой. Его палец на кнопочке взмок. Вилена на бивне обхватила сама себя руками, чтобы согреться, и впилась в него почерневшими глазами.

— Или она была у Степана Афанасьевича в кармане? — не унимался Полежаев. — Она не могла «всегда быть у вас», вы просто забыли, откуда она у вас. А это две разные вещи, господин Хабибуллин. Вы просто за-бы-ли.

Своей нерациональностью происходящее начало давить на Полежаева.

— Не включайте! — потусторонним голосом сказала Вилена и задрожала еще сильнее.

Полежаев оглянулся на женщину. Потом посмотрел на диктофон. Потом в пустые глаза Хабибуллина. Ему вдруг стало не по себе.

Что же здесь такое происходит, черт побери?

Он сглотнул комок, и в этот самый момент Хабибуллин нажал на кнопочку.

Встреча в аэропорту перевернула для меня мир. Я заглянул в будущее. А он заглянул в прошлое, которое знал…

У диктофона оказалось необыкновенно хорошее качество воспроизведения звука. Голос Степана Свердлова зазвучал отовсюду одновременно. Как будто голос этот существовал в помещении самостоятельно.

Все трое невольно повернулись в сторону неподвижно лежащего Степана, а потом посмотрели на колонки, из которых полилась вдруг более напряженная музыка.

— Эт…т…а его голос? — полуутвердительно прошептала Вилена.

— Его… — также шепотом ответил Хабибуллин.

Полежаев криво усмехнулся, оттянув правый уголок губ, и скрестил руки на груди.

Буду слушать стоя, — про себя решил он, — так бред лучше воспринимается.

— Только выключите нос, мешает слушать!

Конечно, после этой встречи лететь на самолете в Россию было равнозначно самоубийству.

Поэтому я и полетел.

Пока самолет разбегался, вибрируя всем корпусом, я зажмурился и вцепился в подлокотники мертвой хваткой.

Обошлось. Аппарат взмыл в небо, проткнул облака и повис над мохнатым полем, сияющим в лучах первозданного солнца.

Я почти сразу заснул. По-видимому, это была реакция организма на пережитое напряжение.