Сосновские аграрники

– Где ему еще быть, – ответила Зимина. – Утром будила, хотела заставить убирать, да где там, как дохлый. Знать, здорово вчера переложил.

Зимин услышал разговор, вышел.

– Пошли вниз, – сказал он Каташину.

По крутой лестнице опустились вниз на кухню. Зимин налил стакан водки и поставил его Каташину.

– А себе? – спросил Каташин.

– Не могу, – ответил Зимин. – Выпью – целый день болеть буду.

Каташин выпил стакан водки, довольно крякнул. Запил яблочным соком, от закуски отказался. Зимин готовил крепкий чай.

– Ульян Александрович, – сказал Каташин. – Мне очень неудобно, я искренне извиняюсь. Кажется, я вчера натворил делишек. Совестно показаться на глаза Бородину.

– Бойцову и Мазнову, – добавил Зимин.

При упоминании Мазнова лицо Каташина исказилось, глаза гневно заблестели.

– Кажется, не выдержу, убью этого негодяя! – крикнул Каташин.

– Тише! – сказал Зимин. – Спасибо, что пришел. Спас меня от упреков и ругани жены.

И подумал: «Быстро захмелел мужик».

– Дурная привычка, – сказал Каташин. – Трезвый ни одного лишнего слова нигде не скажу. Как выпью, главное – все отлично помню, сдержать себя никак не могу. Появляется злость, все, о чем думаю, обязательно выскажу. Не раз уже страдал из-за своей пьяной прямоты. Не хватает силы воли совладать со своей пьяной головой. Если немного выпью – держусь, но уже с трудом. Думаю: «Надо высказать все напрямую. Мы же коммунисты, обижаться на критику не должны». Мозги начинают работать отчетливо. Все недостатки в голове, словно на магнитофонной ленте, крутятся. Как только немного переберу, никак не могу язык сдержать. Сам себе говорю: «Ну, Иван, начинай», – и начинаю. Бойцова я не боюсь, пусть он только попробует против меня слово сказать. Много его нехороших похождений знаю. Бородина напрасно обидел. Уважаю его душой и сердцем. Человек он справедливый, честный.

Зимин налил два стакана крепкого чая. Один стакан поставил Каташину, из другого, обжигаясь, пил. Каташин подозрительно посмотрел на чай и отодвинул подальше от себя.

– Налей лучше еще сто грамм, – попросил он. – Говорят, чаем можно сердце испортить, а водка всему полезна.

Зимин налил ему полный стакан, но Каташин велел отлить половину. Просьбу его Зимин исполнил. Каташин одним глотком выпил водку, не спеша закусывал.

– Пьяного человека каждого на свое тянет, – заметил Зимин. – Вот вы любите правду в глаза высказывать. Мне кажется, такие вещи говорить нужно только трезвому. Вы вчера наговорили и про завышение урожайности, молоко и так далее. Это полный абсурд. Вы слышали звон, а толком не знаете, где он. Если говорите, нужно за свои слова отвечать.

– Я все знаю! – почти закричал Каташин. – Меня не проведешь. Десять лет работал председателем колхоза и два года – секретарем райкома по сельскому хозяйству.

– Давай об этом потом поговорим, – перебил Зимин. – Сейчас продолжим разговор о пьяных. Начальника милиции Асташкина и Мишу Попова, как магнитом, тянет к женщинам. Прокофьева из милиции – на песни и пляс. Мазнова – на походы по комнатам с плясом.

– А тебя на что? – спросил Каташин.

– На сон, – ответил Зимин. – Как выпью, сутки могу выспать.

– Я думаю, Чистову они не поспеют доложить, – сказал Каташин. – Сегодня он должен уехать в Сочи в санаторий.

Зимин подумал: «Бойцов, по-видимому, уже давно у Чистова и во всех подробностях рассказывает о поведении и выступлении Каташина». Каташин как бы читая мысли Зимина продолжал:

– Пусть докладывают. Чистов проездит целый месяц. Через месяц все забудется. Наказывать не будут, пьянствовали вместе, а у пьяных чего только не бывает.

– Правильно, – подтвердил Зимин. – Быстро все забудется, только ты об этом не забывай.

На кухню вниз по лестнице шла Зоя. Она смотрела на Зимина большими серыми с азиатской прорезью глазами. Покачала красивой головой, с улыбкой сказала:

– Ну и бродяга же ты. Сходи посмотри, что сделали с полом. Надо снова все перекрашивать. Прежде чем красить, надо старую краску чем-то соскребать. Дорогой мой, давай ищи косарь, скреби и крась.

– Мать! Все сделаю, – улыбаясь, ответил Зимин, – только не играй на нервах. Вроде все помню, не пускал на крашеный пол. Всех предупреждал, когда ободрали – не помню.

– У тебя получается как в анекдоте про пьяницу. Один мужик сидел на скамейке около дома. После излишне выпитого его тошнило. У ног сидела собака и сожалеючи смотрела на него. Притупленная алкоголем голова с большим трудом вспоминала, где и с кем он пил. Обращаясь к собаке, он ласково сказал: «Вот помню, где пил, чем закусывал, а вот тебя, дорогуша, когда съел, никак не припомню». Вот так и у тебя получается. Все ты помнишь, а кто и когда пол ободрал, никак не припомнишь.

Каташин почувствовал, что становится тяжелый. Извинился и, покачиваясь, ушел. Зимин думал: «Спасибо Каташину, неприятный разговор с женой сгладил».

Спокойная, уравновешенная Зоя Петровна с характером сестры милосердия, она и работала в больнице медсестрой, смотрела на все проделки и ошибки мужа хладнокровно, никогда его не ругала за появление дома в пьяном виде. Только иногда утром напоминала:

– Голова не болит? Может быть, похмелиться?