Сосны шумят. Стихи, повести, сказки

Иван напряжённо смотрит на дорогу. А дорога сама как-то странно кидается под колёса. Мопед совсем перестаёт ему подчиняться, он едет вовсе не туда, куда ого старается направить Иван. Вот мопед неожиданно свернул с дороги, три раза подпрыгнул на кочках и свалился. Руль свернулся на сторону, и переднее колесо как-то жалко скособочилось. Ростик упал боком. Он ушибся, но не сильно: с багажника всё-таки не так высоко падать. Иван перелетел через руль и расшибся сильнее. На скуле у него краснела ссадина, и руки он ободрал, и колено зашиб. Вид разбитого мопеда здорово его испугал. Он попытался поднять машину, потом опять положил, стал выправлять переднее колесо, но оно не выправлялось. По дороге кто-то спускался к парому. Иван оглянулся. Батюшки мои, милиционер!

— Иди сюда, прячься! — крикнул Иван и ринулся к кустам бузины.

Он дёрнул Ростика за руку и втащил его под кусты. Там не было травы, земля была взрыта дождевыми червями, пахло сыростью, каким-то лекарством и погаными грибами. У Ростика на ноге саднила содранная кожа да ныл слегка локоть левой руки. Ему опять, как тогда на пристани, показалось, что он заболевает.

Глава восьмая. ЕЩЁ ТРЕВОЖНЕЕ

— Ну что, Мария Васильевна?

— Да говорят, какой-то лейтенант Грошев его ищет. Говорит, никаких несчастных случаев не было. Успокаивают.

— Ох, ужас, ужас! Мария Васильевна, давайте звонить на льнокомбинат.

— Придется.

— Звоните, Мария Васильевна.

— Елизавета Елизаровна, вы звоните, я к ребятам схожу. Они там с Дусей, надо её на кухню отпустить.

* * *

— Ну вот, молодец, Саша, хорошо вылепил мишку.

— Это не мишка, это собачка.

— Ах да, да, хорошая собачка.

— Мария Васильевна, и у меня собачка.

— Да, да, и у тебя. Павлик, а ты что так сидишь?

— Я не так сижу.

— Но ты же ничего не лепишь.

— Не леплю.

— Что ты сегодня капризничаешь, Павлик?

— Я не капризничаю. Я Ростика жду.

— Ох, наказание!

* * *

— Девушка, да послушайте же, девушка, я льнокомбинат просила! Как это не отвечает? Ну, цех не отвечает, в завком позвоните, я же вам два номера дала.

* * *

— Ну что?

— Ничего. Не соединят никак. Сейчас ещё покручу.

— Давайте я сама.

— Хорошо, Мария Васильевна.

* * *

— Поречье? Поречье, что там льнокомбинат? Жду. Алло! Алло! Товарищ Харитонова? Это Мария Васильевна. Из детского сада.

— Мария Васильевна? Что случилось, Мария Васильевна?

— Да нет, вы не тревожьтесь, вы только не тревожьтесь!

— Что случилось? Что с Ростиком?

— Он кашлял, был в изоляторе.

— Что случилось? Он заболел?

— Он ушёл…

— Как — ушёл? Куда? Я ничего не понимаю.

— Он недолго был один. Я пришла кормить его обедом…

— Его с обеда нет?

— С обеда нет.

— Боже мой, там ведь река!

— Да нет, река ничего. Мы в милицию звонили.

— Почему в милицию? Я сейчас приеду. Алло! Вы слышите? Я сейчас такси возьму и приеду. Где же он, боже мой! Я приеду!

— Она приедет.

— Мария Васильевна, я к реке пойду.

— Хорошо, Елизавета Елизаровна, только вы что-нибудь примите, на вас лица нет!

Глава девятая. «ХАРИТОНОВ — ЭТО Я»

Иной раз шаг шагнёшь — просто шагнёшь, а другой раз шагнёшь — и что-то важное случится. Уже сколько улиц прошли лейтенант Грошев и Кеша совсем понапрасну, а на этой улице Кеша вдруг что-то почувствовал, заволновался. Это же Глебова улица! Вот гора свежего песку у чьего-то забора, вот сгорбившаяся от старости, дуплистая, вечно о чём-то вздыхающая ива, а вот и Глебова калитка!

— Ты что это, ласковый? Что тебе померещилось?

— Здесь, здесь! — крикнул Кеша, — Здесь живет Глеб. Вот тут, тут!

Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.

— Всякий на свой манер воспитывает, — говорил сердитый голос. — Без зверья обойдёмся.

Другой голос возражал ему:

— Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет — к людям душой обернётся, сердцем прилепится.

— Сказал уж… — опять вступил в разговор сердитый голос. — Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.

Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась — звонок позвонил,

На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович — Глебов дедушка.

— Ошибка, — сказал он лейтенанту Грошеву. — Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш — девять.

— Зачем мне дом семь? — удивился лейтенант Грошев. — Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.

— Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!

— А где он?

— Нету. Увезли. Заболел, и увезли.

— Куда?

— На аэродром, — сказал Дмитрий Глебович с раздражением. — Фокусы.

— Какие фокусы?

— Лечить.

— Как — лечить?

— Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.