Сосны шумят. Стихи, повести, сказки

«Скромный домик» оказался большим домом, сплетенным из ивовых ветвей. Ивовые кусты были посажены большим квадратом, ивы были живые, ветки были покрыты душистыми зелеными листьями. Ветки, переплетаясь, образовывали стены с дверными и оконными проемами, в которых поблескивали голубые прозрачные стекла. Дом был веселый, красивый, в него хотелось войти.

Как только Развигор и оба его гостя приблизились, листья на стенах приветливо зашелестели: «Входите, входите, добро пожаловать». Двери сами собой распахнулись, и Развигор не то вошел, не то влетел в них, указывая дорогу.

Как только Развигор скрылся в доме, Ивушкин сказал:

— Луша, ну зачем мы сюда идем?

Он замешкался у порога. Его не пускало внутрь какое-то неприятное чувство. Но Луше так понравился шелестящий домик и его любезный хозяин, что она и слушать ничего не стала. И куда только подавалась ее постоянная рассудительность?

— Ивушкин, но ведь Развигор обещал нам помочь.

— Мне что-то не верится…

— Когда еще в жизни удастся побывать в гостях у ветра? В городе, что ли, ты его встретишь?

Луша не вполне убедила Ивушкина, но продолжать топтаться у порога было неудобно, и они вошли. Луша — осторожно ступая, Ивушкин — нехотя переставляя ноги. И оказались в мило обставленной комнате.

— Располагайтесь, располагайтесь, — просил их Развигор.

В комнате был постелен пушистый зеленый ковер, стояли мягко пружинящие, застланные ворсистым зеленым бархатом- а может, это был мох? — диваны.

Луша смутилась. Она не привыкла к такой обстановке. В ее дворе, в стойле, было значительно проще.

— Не смущайтесь, будьте как дома.

Развигор вылетел из комнаты, влетел обратно, поставил перед Ивушкиным два бокала и блюдо с ягодами.

— Угощайтесь. Роса, березовый сок. Земляника. Ведь там, откуда вы прибыли, принято есть.

Опять вылетел. Мгновенно вернулся. Поместил перед Лушей огромное блюдо с овсом.

— Овес дикорастущий, уж извините. Но отборный, отборный, уж поверьте, очень высокого качества, вполне достойный вас. Кушайте и рассказывайте. Мне так интересно. Так интересно все про вас узнать.

Ивушкин из вежливости ел ягоды. Есть в общем-то не хотелось. Как они потом вспоминали, в «Нигде и никогда» они ни разу не только не испытали голода, но даже аппетита не почувствовали. Луша аккуратно прихватывала с блюда овес, неспешно его пережевывала и рассказывала Развигору все их беды и приключения. Развигор слушал. Вроде бы внимательно. Но иногда перебивал Лушу своими замечаниями, которые, казалось бы, никакого отношения к ее рассказу не имели. Они касались только самого Развигора, он не упускал случая, чтобы что-нибудь не сообщить о самом себе.

Луша рассказала ему о том, какие беды ей сулит переезд Ивушкина в город.

— А вот я, — сказал Развигор, — я так люблю переезды. Я тогда от одного только любопытства к новому становлюсь еще легче, еще прохладнее.

И он засмеялся и украдкой поглядел на себя в зеркало.

Белый, легкий, то вдруг — розовый, расплывчатый, улыбчивый, прохладный, красивый. Он самому себе очень нравился. И ему очень нравилось нравиться.

Он всячески старался, чтобы хорошее впечатление о нем усилилось и укрепилось.

Луша все рассказывала. А Развигор кивал и время от времени вставлял замечания, каждое начиналось со слов: «А я».

Когда Луша кончила свой рассказ, он задумался, потом сказал:

— Я, пожалуй, знаю, где вам искать лосенка. Это наверняка дела птицы Гаганы. Она не очень-то добра.

Развигор вздохнул.

— За темным полем есть неодолимый дуб. А под тем дубом растет трава улови-ветер. Это ее Гагана там посеяла. Добыла где-то за горами, за долами, принесла в клюве — и посеяла. Мы-то с этой травой враги. Она никакому ветерку подуть не дает — ловит. И всякого, кто ни подойдет, ловит. И держит цепко — не вырвешься. Несимпатичная трава, ничего не скажешь. Ах уж эта Гагана! Клюв у нее, вы слыхали, медный, а когти — железные.

— Что это, вертолет, что ли? — буркнул Ивушкин.

— Я вашей шутки не понял, — ласково отозвался Развигор.

— Ивушкин, тут тебе МАЗов и КамАЗов нет, не забывайся, — оборвала его Луша: она боялась, что Ивушкин обидит обходительного хозяина.

— А как мы через овраг перейдем? — сурово спросил Ивушкин. — Мы никакого моста не увидели. Хотя и не трусили.

— Ах, да не беспокойтесь. Все уладится, — уверил их Развигор. — Я непременно вас переправлю.

— Вот видишь, Ивушкин, — сказала Луша с упреком в голосе. Мол, обрати внимание на то, как он заботлив и мил.

— Ну, тогда пошли скорее к оврагу, — попросил Ивушкин.

— Что вы, что вы, и слышать не хочу! — закричал Развигор. — Вы у меня еще так мало погостили! Погостите еще, прошу вас! Сейчас я вам покажу свой сад.

Высокая дверь сама открылась и выпустила их в сад.

Батюшки мои! Каких тут только не было деревьев! И самые обычные, известные Ивушкину, и те, которые он знал из книг, а были и такие, каких ни в книжках, ни в кино, ни по телевизору Ивушкин ни разу не видал.

— Нравится? — спросил Развигор. Луша усиленно закивала.

— Это моя скромная коллекция деревьев. Я коллекционирую деревья, понимаете?

— Откуда вы их берете? — спросила Луша.