Состояние свободы

Я перешел дорогу и спустился вниз на вымощенную мостовую, которая была в самом конце прогулочной зоны на набережной. Там, где заканчивалась мостовая, начинались черные камни и море. Вдоль моря вела узкая дорожка, на которой расположились магазины по продаже шин, чайные домики и закусочные, но только сейчас я заметил, что там еще была и стена, о которую бились морские волны. Извилистая дорожка, казавшаяся из спальни родителей усеянной различными магазинчиками, деревьями и игровыми площадками, ограничивалась стеной, преграждающей путь и мешающей дорожке обогнуть берег. Сейчас я стоял на ней. Она была настолько узкой, что если бы два человека шли по ней рядом, то тот, кто находился ближе к морю, серьезно рисковал упасть в воду – уровень моря был всего на какой-то сантиметр ниже. Сама дорожка была топкой: то тут, то там виднелись следы от обуви с оставшимися в них лужицами. Заливало ли ее во время прилива? Я посмотрел на трущобы, которые находились слева от меня. Они были похожи на черного монстра – спрятавшегося, притаившегося, возможно спящего, с двух сторон, окруженного морем. Крыши в подавляющем большинстве были покрыты черным пластиком, но иногда встречались вкрапления синего, а когда дул ветер, то они поднимались так, что становились похожи на чешую. Мне пришлось прижаться вплотную спиной к стенам домов, чтобы пропустить людей, которым нужно было пройти вперед по дорожке. Я решил пойти за ними с некоторой опаской, так как отчетливо понимал, что буду выглядеть там как чужак. Я очень обрадовался, что мое присутствие не вызвало ни протеста, ни презрительных взглядов, ни перешептываний.

Когда я осмотрелся, то оказалось, что окруженная морем дорожка, по которой я пришел к трущобам, была даже шире, чем те тропинки, которые проходили внутри трущоб. По одной из них я решил пройтись. Она была окружена жилыми помещениями – комнатками. Если бы я расставил руки в стороны, то кончиками пальцев обеих рук смог бы коснуться их стен. Я проходил мимо комнат, одной за другой, затем пошел по другой тропинке; там было очень легко заблудиться из-за узких проходов и плотности застройки. На самом деле даже было сложно понять, где вообще есть эти дорожки между домами. Люди прокладывали себе путь в нужном направлении и без них, огибая дома и сзади, и спереди, и по бокам. Жители трущоб занимались кто чем: сидели, ходили, стояли, бездельничали, выходили и заходили внутрь жилищ. Внутри комнат было так темно, что я с трудом мог разобрать хоть что-то из их убранства. Очертания предметов казались то углом кровати, то кусочком пола, то пластиковым стулом. Женщина топила печку перед своим домом, бросая в огонь любые деревяшки, способные гореть. Маленькая толпа детишек бесцельно бегала вокруг – возможно, они играли в какую-то игру. Рядом с одним из домов стоял мотоцикл. Как он вообще смог сюда проехать? Люди начали обращать на меня внимание. Мое чувство дискомфорта обострилось, но далеко не из-за пристальных взглядов. Я был воспитан как представитель среднего класса, а позднее приобрел еще и либеральную чуткость, поэтому когда я заглянул в прямом и переносном смысле в открытые окна и двери этих людей и увидел, как они живут, то мне стало тошно от того, что средний класс думает о них либо как об антропологическом мусоре, либо как о развлечении для туристов. Я поежился от собственных мыслей.

Вопрос, который меня впоследствии волновал больше всего, это были ли эти комнаты единственным их домом и сколько семей живет в каждой из таких лачуг.

Конечно, я не сказал поварихе, что видел трущобы, в которых она живет. Я чувствовал себя слегка подавленным все оставшееся утро, и, когда она вышла из кухни, чтобы спросить, что бы мы хотели на ужин, я дал ей четкий, лаконичный ответ: курицу, обжаренную с базиликом и нам пла и стручковую фасоль со свиным фаршем, чесноком, рыбным соусом и чили – вместо того, чтобы сказать что-то типа: «Я думал, что вам нужно говорить, что готовить, только один раз и только непосредственно перед готовкой». Произносил я подобные фразы с улыбкой на лице, чтобы они казались шуточными. Спросив у нее, знает ли она, что такое нам пла – она произносила его как «нампа», – я услышал неожиданный ответ:

– Да, в другом доме я его постоянно добавляю в блюда. Они едят много подобной пищи.

– В каком доме?

– Ну, в одном из тех, где я тоже готовлю, вон в той стороне. – Она подняла руку над головой и указала пальцем куда-то назад, причем сделала это так небрежно, как будто отмахнулась.

Тем же вечером я кратко и упрощенно проговорил с ней процесс приготовления двух блюд. Через полчаса она открыла раздвижную дверь и выглянула в гостиную:

– Я нигде не могу найти соус нампа.

– Вы везде посмотрели? – спросила у нее мама. – Он должен быть справа от шкафа со стаканами, ну вы знаете.

– Да, я сама его туда поставила. Я помню, его доставили два дня назад и показывали мне.

– Вы помните, как он выглядит?

– Еще бы! Маленькая бутылочка с черной крышкой.

– Вы уверены, что его там нет? Давайте-ка я посмотрю.