Перемены в Эммином поведении были вызваны целым рядом обстоятельств: наиболее очевидным, хотя, быть может, и не столь уж решающим в общем плане, являлось то особое настроение, которое не покидало Эмму с момента приезда в Фарли-Холл Оливии Уэйнрайт два месяца тому назад и начавшихся в особняке нововведений. Женщина безупречного характера, высоких моральных принципов и здравомыслящая, Оливия Уэйнрайт, при всей мягкости и деликатности, неукоснительно следовала своему пониманию хорошего и дурного и постоянно выходила из себя, сталкиваясь с явным проявлением средневековой грубости и жестокости. Сострадательная, она в то же время не была излишне мягкотелой. На нее не действовали уговоры или слезливые просьбы, взывавшие к ее благородству, весьма суровой внутренней порядочности. На самом деле она могла быть весьма суровой по отношению к тем, кого считала лодырем и попрошайкой: с резким неодобрением отзывалась она о некоторых так называемых достойных благотворительных организациях, так как, по ее мнению, последние приносили больше вреда, чем пользы, и фактически глупо расходовали те денежные пожертвования, которые к ним поступали. Однако Оливия Уэйнрайт люто ненавидела любую несправедливость и бессмысленную жестокость, особенно когда они были направлены против того, кто не мог себя защитить. Хотя ее взаимоотношения с прислугой являлись образцом требовательности и твердости, в них тем не менее присутствовало молчаливое доброжелательство: новая хозяйка признавала достоинство честного труда и умела его ценить. Более того, она была настоящей леди в лучшем смысле этого слова – образованная, с твердым понятием чести, утонченная, прекрасно воспитанная, державшаяся с достоинством и любезностью по отношению ко всем, включая прислугу.
Само присутствие Оливии в доме, ее пристальный интерес ко всем сторонам ведения хозяйства, ежедневное общение с прислугой и твердость ее характера оказывали на жизнь Фарли-Холл глубокое влияние Атмосфера там, а особенно в цокольном этаже, где размещались все службы, улучшились коренным образом: стало куда меньше интриг и недоброжелательства. Оливия стала как бы естественным буфером между Мергатройдом, дворецким, и остальной прислугой. В особенности это касалось Эммы, которую Оливия заприметила сразу же после своего приезда в дом Фарли. Девушка необычайно понравилась ей с первого же дня их встречи, и она начала выказывать Эмме знаки своего расположения. Хотя Эмме по-прежнему приходилось много работать, относиться к ней теперь стали более человечно – она уже не подвергалась былым оскорблениям. Случалось, правда, что дворецкий обрушивался на нее, но только на словах: после прибытия Оливии он ни разу не позволил себе дотронуться до Эммы хотя бы пальцем. И пока Оливия будет находиться в доме, Эмма знала, что он не осмелится сделать это. Угрозы кухарки рассказать отцу Эммы о его безобразиях по отношению к дочери, думала Эмма, не смогли бы надолго его образумить, а вот Оливия Уэйнрайт безусловно сумела легко этого добиться.
Девушка не могла не испытывать благодарности к Оливии. Однако, несмотря на это, ее отношение к Оливии было странным образом неоднозначным. Осторожная, подозрительная, как она вела себя по отношению ко всем в этом доме, Эмма иногда, против своей воли, замечала, что восхищается Оливией. Подобное чувство не переставало удивлять и даже злить ее: ведь прежнее недоверие ко всем господам вообще, а к Фарли в частности, за это время нисколько не уменьшилось. Эмма всегда пыталась подавить в