Эмма вдруг обнаружила, что Блэки рассказал о своей подруге совсем немного, и сейчас, когда они стояли у порога ее дома, она довольно смутно представляла себе, что ее ждет там. Она была приятно удивлена, увидев девушку, открывшую им дверь и радостно приветствовавшую их. Лицо Лауры Спенсер было тонким и просветленным, как лицо Мадонны, ее глаза светились такой доверчивостью, улыбка была столь мила и прелестна, что Эмма ощутила: перед ней человек, безусловно отличающийся от всех, кого она когда-либо встречала.
Лаура ввела их в дом, ругая при этом ужасную погоду, сочувствуя, что они так перемерзли в дороге, и выражая радость, что они все-таки благополучно добрались. Грациозным движением она приняла у них пальто, шарфы и берет Эммы, повесила все это на вешалку у двери и провела их в гостиную к креслам, стоявшим полукругом перед пылавшим камином. Затем она взяла Эммины руки в свои и сказала:
– Я так рада познакомиться с вами, Эмма! Блэки говорил мне о вас столько хорошего. Боже, у вас совершенно замерзли руки! Садитесь скорее ближе к огню, дорогая, и хорошенько прогрейте свои косточки.
– Я тоже очень рада знакомству с вами, Лаура, – ответила Эмма.
Боясь показаться невоспитанной и не решаясь поэтому пристально осматривать комнату, Эмма все же обратила внимание на неброские обои в бело-голубую полоску, темно-синие бархатные шторы на окнах, несколько предметов красного дерева, недорогих, но тщательно, до блеска натертых воском, другие изящные вещи. Комната была небольшой, но опрятной и совершенно непохожей на чудовищно неряшливую гостиную миссис Дэниел. Здесь от всего убранства веяло комфортом и солидностью.
– Прошу прощения, что у меня еще не все готово, – извиняющимся тоном обратилась к ним Лаура. – Дело в том, что я была вынуждена навестить свою больную подругу и задержалась у нее дольше, чем рассчитывала. Я вернулась буквально за несколько минут до вашего приезда. Тем не менее чайник уже закипает, так что скоро будем пить чай.
– Все в порядке, Лаура, не смущайся. Мы никуда не спешим, так что делай все так, как тебе удобно, дорогая моя.
Он произнес эти слова таким мягким и прочувственным тоном, что Эмма с интересом взглянула на него. Она обратила внимание, как изменились его манеры и выражение лица. Это была сама любезность и почтение. Эмма поняла, что изысканный стиль поведения Лауры пробуждает в людях их лучшие качества.
– Извините меня, но я вынуждена оставить вас на пару минут, – произнесла Лаура своим неясным голосом, сервируя стол к чаю. – Мне надо закончить кое-какие приготовления на кухне.
Они что-то пробормотали в знак согласия, а Блэки спросил:
– Ты не возражаешь, если я закурю трубку, Лаура?
На полпути к двери она обернулась, приветливо улыбнувшись, кивнула головой:
– Конечно же, нет. Пожалуйста, чувствуй себя как дома, и вы тоже, Эмма.
Со своего наблюдательного поста у камина Эмма разглядывала Лауру, хлопотавшую в маленькой, смежной с гостиной кухне. На ней было бледно-голубое платье до пола, с длинными рукавами и большим белым квакерским воротником. Хотя платье было слегка поношенным и местами даже заштопано, его простота и скромный цвет подчеркивали женственность и целомудрие Лауры. „Она прелестна”, – подумала Эмма, явно заинтересованная этой высокой, стройной девушкой, которую, казалось, окружала некая духовная аура.
Тонкие, классические черты лица Лауры и хрупкая фигура придавали ей немного болезненный вид. Возможно, на чей-то менее проницательный взгляд, Лаура, с ее неброской внешностью, могла показаться даже простоватой и многие могли бы не согласиться с Эммой. Но Эмма отметила изысканность ее лица, как будто изваянного из дрезденского фарфора, придававшую особую утонченность лику Лауры, золотистое сияние, исходившее от ее соломенного цвета волос и окружавшее ее мерцающим ореолом, кротость и мудрость, наполнявшие ее прекрасные лучистые глаза, напоминающие глаза лани. Тут Эмма поняла, в чем суть очарования Лауры – в чистоте и невинности, которым дышал весь ее облик.
Эмма не ошиблась в своем выводе. Действительно эти черты были главными в Лауре. Зло просто отскакивало от нее. Лаура была ревностной католичкой. Вера, которую она никогда не обсуждала со своими друзьями и не пыталась навязывать им, составляла стержень ее бытия. Бог для Лауры не был чем-то далеким и непознаваемым. Его присутствие ощущалось ею постоянно как нечто вечное и всеобъемлющее.
Сидя в уютной гостиной Лауры и прислушиваясь к ее веселому щебетанию, доносившемуся из кухни, Эмма еще до конца не осознала сбои впечатления, но каким-то сверхъестественным образом душевные качества Лауры находили волшебный отклик в ее собственной душе, и она испытывала чувство глубокой умиротворенности. Эмма пристально и неотрывно смотрела на Лауру и повторяла про себя: „Я хочу, чтобы она подружилась со мной! Хочу ей понравиться! Хочу жить в этом доме вместе с нею!”
– Что-то ты сегодня молчалива, крошка. Это непохоже на тебя, мне кажется. Обычно ты такая болтушка, – сказал Блэки.
Эмма вздрогнула – он напугал ее.
– Я просто задумалась, – ответила она.