Читаем Сосунок полностью

Вон еще кто-то с переднего края бежит — сломя голову возбужденно руками размахивает. И тоже как раз на капэ — длинноногий, худой, в истоптанных хромовых командирских сапожках.

— Танки! — крикнул хрипло и сорванно, взмахнув, показал костлявой рукой туда, откуда бежал.

— Назад! — рванулся наперерез и ему командир, снова задрал вверх пистолет. — Убью! — И замер, язык прикусил. Приспустил пистолет. Да это же свой, один из штабных, помощник его — ответственный за охрану знамени в штаба полка, без фуражки (зажата в руке), нараспашку воротник гимнастерки, лицо словно мел.

— Танки! — приближаясь, опять крикнул тот — три кубаря на петлицах, через плечо автомат. — Я пушку, пушку там!.. — споткнулся, руками взмахнул, едва не упал. — Трофейную! Тут недалеко! Штаб прикрывать!

Комполка не понял. Остановился. Думал, доложит подробнее. А тот… Не признал как будто его. Устояв на ногах, дальше пустился.

— Стой! — потребовал командир. А длинный, тощий будто и вовсе не слышал. Только добавил, поравнявшись:

— Пушку, пушку достал! — Возбужденно, торжествующе крикнул:- Трофейную! У соседей достал! Расчет нужен! Нужен наводчик! — И мимо, мимо, бегом, словно и не было здесь старше него, не обязан отдавать ему честь, все точно и четко докладывать.

Комполка хоть и крут, решителен был, но и трезв, и умен. "Знать, так нужно, — подумал, — неотложное что-то гонит его. — И не стал его больше удерживать. Проводил только бегущего тяжелым, словно в спину толкающим взглядом. Огляделся вокруг. Нет, никто уже не бежал. Вздохнул облегченно. И принялся заталкивать "тэтэ" в кобуру. Подумал:- Дай… Только дай хоть одному малодушному с поля боя бежать. Хоть одному… Только дай! Так они… — И, представив себе, что тогда может случиться, тогда и его могут к стене, по тряс, как кувалдой, массивным увесистым кулаком. С отвращением сплюнул. — Руки, душу пришлось из-за вас, мерзавцы, марать. Из-за вас!" Брезгливо затер сперва только правой, а потом и обеими ладонями о новое диагоналиевое сукно галифе. Секунду, другую еще постоял, постоял, оглядываясь и прислушиваясь к грохоту нараставшего боя…

Не первый раз уже пытались фашисты на этом участке рубеж наш прорвать — на стыке двух сформированных наскоро, кое-как оснащенных пехотных частей. И вот сегодня прорвали. Правда, пока только первую линию. Но вот-вот докатятся до второй. Беспокойство, тревога еще пуще прожгли командира полка. И он широко, размашисто зашагал назад, к блиндажу, к своему командирскому пункту.

Оттуда позвали как раз:

— Телефон! Товарищ командир! — прихрамывая легонько, — выскочил из окопа связист — коротышка совсем, в грязной, накинутой прямо на плечи шинели. — Четвертый, Леонтьев звонит!

— Чего ему? — пробасил, заторопившись на зов, командир.

— Танки в батальоне уже! И самолеты опять! Людей почти нет!

К блиндажу подскочил и этот уже — полненький, невысокий, в очках. И merepoekhbn, по-прежнему суетясь, стал причитать:

— Пора, пора матросов… Матросов, матросов надо вводить! А то прорвутся сюда!

— Не паниковать! Рано матросов! — тяжело, по-бычьи содрогаясь на бегу всем своим крупным, налитым упорством и мощью недюжинным телом, чуть не подмял его под себя комполка. — Тыловиков сперва мне. Тыловиков! Ездовых, поваров, всех снабженцев, старшин! Всех, всех под ружье! — резко отрубил он увесистым кулаком. — А матросов… Смотри мне! Без моего приказа матросов не трогать! Их в последнюю очередь мне!

В самый последний момент! — И по каменистым сыпучим ступеням вниз скатился, в блиндаж.

А в очках, в новенькой, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы гимнастерке, уже суматошно, просительно призывал:

— Связной! Морошкин, Морошкин! Да где ты там?.. Связного ко мне!

И, не дожидаясь, пока тот появится, ринулся сам к аппарату — тут же, над ступеньками, в нишке окопной стоял. Завертел рукоятку, трубку сорвал с рычагов. Стал в нее что-то орать.

Тем временем тот, с автоматом и с "кубарями", что сверху бежал, с ходу выскочил на бруствер траншеи взвода охраны и рысцой, подпрыгивая, затопал по рыхлой, еще не слежавшейся известково-белой земле, проваливаясь в ней своими легкими, истоптанными вконец сапогами, осыпая в траншею, на дно, на головы и спины солдат комья земли и камней. И продолжал на бегу истошно орать:

— Артиллеристы!.. Кто артиллеристы, батарейные здесь? Расчет нужен! Нужен наводчик! — Кинул рукой в сторону кипевшего в лязге и грохоте уже близкого боя, остановился, ожидая ответа. — Ну, живо, живо! Кто здесь из пушки умеет стрелять? Из противотанковой пушки!

Перейти на страницу:

Все книги серии Навсегда

На веки вечные
На веки вечные

Эвер, Иногда эти письма — все, что помогает мне прожить еще неделю. Даже если ты пишешь о всякой ерунде, ни о чем важном, они важны для меня. С Грэмпсом все в порядке, и мне нравится работать на ранчо. Но... я одинок. Чувствую, что изолирован, как будто я никто, как будто нигде нет для меня места. Как будто я просто нахожусь здесь, пока что-то не случится. Я даже не знаю, что хочу сделать со своей жизнью. Но твои письма… благодаря им я чувствую, что связан с чем-то, с кем-то. Когда мы впервые встретились, я влюбился в тебя. Я думал, ты прекрасна. Так прекрасна. Было трудно думать о чем-то еще. Потом лагерь закончился, и мы больше не встречались, и теперь все, что осталось от тебя — эти письма. Черт, я только что сказал тебе, что влюбился в тебя. Влюбился. В ПРОШЕДШЕМ времени. Больше не знаю, что это такое. Любовь по переписке? Любовь, как в книгах? Это глупо. Прости. Я просто установил для себя правило, что никогда не выбрасываю то, что пишу, и всегда посылаю это, очень надеясь, что тебя это не отпугнет. Ты мне тоже снилась. То же самое. Мы в темноте вместе. Только мы. И это было, как ты и говорила, как будто воспоминание, превратившееся в сон, но это было воспоминание о том, чего никогда не было, только во сне это было так реально, и даже больше, я не знаю, более ПРАВИЛЬНО, чем все, что я когда-либо чувствовал в жизни или во сне. Интересно, что это значит, что нам снился один и тот же сон. Может, ничего, может, все. Может, ты расскажешь?    

Book in Группа , Анастасия Рыбак , Джасинда Уайлдер

Современные любовные романы / Романы
Запретное подчинение
Запретное подчинение

«А что дарит острые ощущения тебе, Кристен?»Увидев Винсента Соренсона, я сразу же поняла, что пропала. Миллиардер.  Опасный и сексуальный. «Плохой» парень.  Он воплощал всё, чего я так жаждала, но в чём совершенно не нуждалась.К сожалению, избежать встречи с ним не получилось. Руководство моей компании решило, что им нужен его бизнес. Вот так я оказалась в команде, созданной, чтобы его заполучить. Правда, оказалось, что Винсент Соренсон был больше заинтересован во мне, чем в совместном бизнесе, но я понимала, что эту дверь лучше оставить закрытой. Cвяжись я с ним, и снова ощутила бы ту боль, которую с таким трудом пыталась забыть.Я думала, что у меня всё под контролем, но сильно недооценила обольстительное очарование и красноречие Винсента. Однако вскоре мне предстояло узнать, как восхитительно порой позволить себе окунуться в это запретное подчинение.**

Присцилла Уэст

Современные любовные романы

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука