Сотканные из тьмы

Он чиркнул спичкой о ноготь и убрал заслонку в месте, где от основания лампы отходила длинная, узкая шейка и поднес трепещущий огонек к отверстию. Лампа вспыхнула зеленоватым светом. Шардик вскинул ее над головой и застыл пораженный: потеки крови залили всю поляну. Вокруг высокие и мрачные, как старейшины на похоронах, стволы тянулись во тьму, куда не доставал мерцающий зеленый огонек. Ветви переплетались, покрывая узкую тропу паутиной теней. В основании, где толстые корни вгрызлись в землю, деревья казались широкими черными колоннами.

Шут с ужасом понял, что они забрались в Чернохлебный лес. Он окликнул воина, перематывающего бедро набухающими кровью тряпками.

– Нельзя было в Чернохлебный лес сворачивать, здесь нечистый обитает, никто сюда не ходит! – Шардик замогильным голосом озвучил слухи, дошедшие до него за время пребывания в Родсельме.

– Ну да, – следопыт потуже затянул узел на повязке. – Спроси у волков в следующий раз, как до города добраться, и попадешь к ним в логово.

Как бы вторя разрывавшим тишину словам, во тьме неведомая тварь издала стон, походивший на удушливое покашливание.

Иерихон оглянулся, в крупных глазах мольба: «Ну же, пора делать ноги!»

Шардик посмотрел на лампу и понял, что ему едва ли достанет смелости потушить огонь, пока масло не иссякнет, и слабый зеленый светлячок не оставит его во тьме.

– Надо двигаться, – бродяга уловил нотки усталости в железном голосе проводника, – если эти волки и ушли сейчас, на кровь могут прийти другие. В лесу полно голодного зверья. Времена лихие грядут, все стараются нажраться впрок.

Следопыт сжал коленями бока Иерихона, щелкнул языком, и животное пошло. Сенешаль прислушался к миру. Ветер свистел в высоких ветвях, это именно ветер, а не какая-нибудь тварь, крадущаяся позади. Он ясно это осознавал, но отчего шум ветра так походил на дыхание? Невдалеке хрустнула ветка. Он обернулся, увидел, как бродяга выставил вперед лампу, высоко подняв ее в руке. Мрачные тени сперва будто отпрянули, а потом метнулись вперед, чтобы вцепиться ему в глаза. И не шарахнулся ли кто от света? Не видел ли он блеск дьявольских глаз?

Вдали проступила фигура. Шардик вгляделся, однако тьма не рассеивалась. Фигура расплывалась, будто сотканная из лунного света, расправила крылья, как два гигантских паруса, он не рассмотрел отчетливо, свет бликовал на лысой голове, копошащейся в ветвях.

– Чертовщина, – выругался проводник, – быстрее, Шардик, в галоп! Но!

Усталые лошади нехотя поскакали вперед, сначала вяло, потом, встревожившись, помчались на пределе сил. С четверть часа беглецы скакали сквозь лес, когда Сенешаль увидел красноватый отблеск впереди. Это не был свет костра или факела, что-то потустороннее читалось в зловещем блеске – глянец крови в свете лампы.

Шардик поднял фонарь повыше. Впереди, прибитая к огромному буку, висела дощечка, указывающая на одну из разветвляющихся тропок. «Тракт на Стратхольм, добро пожаловать» – вывели на ней бурым.

Сенешаль повернул коня на новый обрубок пути и минутой позже выехал на проплешину, далеко впереди виднелась бугристая насыпь, которая не могла быть ничем иным, как дорогой к столице.

Глава 6

Бархат пытался сорваться в галоп, Ришон натягивал удила. Белая хрустящая пыль фейерверками взлетала из-под копыт, иногда с щелканьем лопались черепа, скрытые под снегом, в воздухе свистели острые обломки костей.

Мир пуст, за три часа не встретил ни человека, ни зверя: холод одних запирает в домах, других в норах. Если в окрестностях кто-то остался в живых. Дорога вела через пустынное поле, впереди тусклый закат, хотя время едва за полдень. Солнце не горит, скорее тлеет. За ближайшим подлеском голые холмы пустошей, от их верблюжьих горбов протянулись длинные угольно-черные тени. Ветер принес аромат лета, самого настоящего, без придури и обмана. Всего одно дуновение. Пахнуло травой и листьями, редкой гарью от костра из сухостоя, зацветшим шиповником. А потом без перехода запахло серой и пеплом.

К одинокому дереву прислонились два скелета в старинных доспехах и в простых шлемах. Между деревом и полем несколько разбитых щитов, обломки копий и еще три свежих трупа.

Ришон углубился в лес, стараясь поскорее пройти страшное место, внутренности начала сотрясать дрожь. Через полчаса случайно наткнулся на деревушку. Дома старые, обветшалые, да и не дома вовсе, а хижины каких-то отшельников, что однажды, забредя в чащу, решили не возвращаться в города, где могут унизить, предать, убить.

Церковник стоял на опушке, наблюдая за домами. Почва чуть влажная, когда-то здесь осушили болото, потом оттеснили лес, вычищая место под пашни и огороды. Ришон удивился, увидев на краю болота пасущихся коз, в одном из дворов звонко прокричал петух. Деревня чудом уцелела, здесь теплилась жизнь.