Сотканный мир

Англии к лицу осень; а эта осень, предвещавшая самую суровую зиму с конца сороковых, явилась во всей красе. Ветры несли с собой теплые дожди, сменявшиеся ярким солнцем. Город обрел утерянное великолепие. Сине-серые тучи громоздились над залитыми солнцем домами. Вместе с ветром прилетали запахи моря и чайки, парившие над крышами.

И Кэл воспрянул духом при виде того, как сияет Королевство чокнутых, а в небесах над головой появляются тайные знаки. Ему мерещились лица в облаках, он слышал тайные коды в стуке дождя по карнизу. Что-то назревало.

И еще он вспомнил Глюка. Антонин Вергилий Глюк, коллекционер аномальных явлений. Кэл даже подумывал, не связаться ли с ним, и нашел визитную карточку Глюка в кармане старых брюк. Но так и не позвонил, потому что понимал: он готов поверить в любое красочное суеверие, если оно обещает чудеса, а это неразумно.

Вместо этого Кэл продолжал смотреть на небо. Днем и ночью. Он даже купил себе небольшой телескоп, чтобы изучать созвездия. Оказалось, это весьма вдохновляющее занятие. Было приятно глядеть в дневное небо и сознавать, что звезды по-прежнему светят у нас над головой, даже если мы их не видим. Без сомнения, то же самое можно сказать и о других бесчисленных загадках. Они сияют, однако окружающий мир сверкает ярче и мешает их заметить.

* * *

А затем, в середине октября (восемнадцатого числа, а если совсем точно, то рано утром девятнадцатого), Кэлу приснился первый кошмар.

II Статуэтки

1

Прошло восемь дней после гибели Фуги и всего, что в ней заключалось, когда остатки четырех семейств — числом не больше сотни — собрались, чтобы обсудить свое будущее. Они выжили, но праздновать было нечего. Вместе с Сотканным миром они лишились своих домов, своего имущества и, во многих случаях, своих близких. На память о прежнем счастье им остались лишь заклинания, как правило, утратившие силу после распада Фуги. Утешения в них было мало. Заклятиями не оживить мертвеца, не отгородиться от порочности Королевства.

Итак, что же им теперь делать? Горластая толпа, возглавляемая Бальзамом де Боно, настаивала на том, чтобы сделать их историю достоянием общественности. То есть создать прецедент из самих себя. Эта мысль была не лишена смысла. Возможно, самое безопасное для них — просто явиться в мир людей. Однако у этой идеи нашлись серьезные противники. Их подогревало единственное достояние, которое у них не отнимут ни при каких обстоятельствах, — гордость. Они упрямо повторяли, что лучше умрут, чем станут просить милости у чокнутых.

Сюзанна предвидела и иные трудности, сопряженные с этой идеей. Ее соплеменников можно было бы убедить, заставить поверить в рассказ ясновидцев и вызвать в них сочувствие, однако надолго ли хватит этого сочувствия? На месяц? Самое большее, на год. А потом общее внимание переключится на какую-нибудь новую трагедию. Ясновидцы превратятся во вчерашних жертв, овеянных славой, которая едва ли их спасет.

Ее доводов и всеобщего ужаса от перспективы унижаться перед чокнутыми оказалось довольно, чтобы подавить оппозицию. Де Боно согласился, вынужденный цивилизованно принять свое поражение.

В этом вопросе этикет спора был соблюден, зато дальше страсти накалились. Все началось с выкрика суетливого человека с серым лицом: он призывал прекратить делать вид, будто они могут смягчить свой жребий, и сосредоточиться на поисках Шедуэлла, чтобы отомстить ему.

— Мы потеряли все, — заявил он. — Осталась последняя радость — увидеть, как этот негодяй умрет.

Раздались протесты против такой пораженческой позиции, но серолицый настоял на своем праве высказаться до конца.

— В этом мире нас ждет неминуемая гибель, — сказал он, сморщившись. — У нас осталось мало времени, чтобы уничтожить тех, кто сделал с нами такое.

— Мне кажется, сейчас нам не до вендетты, — возразил Нимрод. — Необходимо мыслить конструктивно. Думать о будущем.

Кое-кто из собравшихся разразился ироническим смехом, на фоне которого прозвучал голос серолицего мстителя.

— О каком еще будущем? — спросил он почти торжествующе. — Посмотрите на себя! — При этих словах многие потупились, поскольку слишком хорошо сознавали, какое жалкое зрелище они являют. — Мы последние из выживших. После нас не будет никого, и все мы это знаем, — он развернулся к Нимроду. — Не желаю говорить о будущем. Такие разговоры приведут к новым несчастьям.

— Но это не так… — вмешалась Сюзанна.

— Тебе легко говорить! — возмутился он.

— Заткни пасть, Хэмел! — закричал Нимрод.

— И не подумаю!

— Она здесь, чтобы помочь нам.

— Она уже помогла убить нас! — заорал Хэмел.

У этого пессимиста нашлось много сторонников.

— Она же из чокнутых! — надрывался один из них. — Пусть возвращается туда, где ей самое место!