Неожиданно, Лидия Захарова начала ходить вдоль рядов парт и проверять написанное. Никто ничего не понял, но копировать с доски ради оценки умели ещё с начальной школы. У меня же в тетради кроме одного действия, да ещё и другим способом, ничего не было. Начался крик. Эта учительница вообще любила кричать совершенно по любому поводу. То она воображала, что мы обижаем её класс, то, что мы на неё постоянно жалуемся. Может быть, в её воображении учитель всегда должен ругаться, чтобы заставлять учеников его бояться и учиться.
– Где решение? Что это такое? Я так не решала. Я вас не понимаю, дети, я тут пред вами распинаюсь как могу у доски, а вам даже переписать тяжело? За что я ставлю вам оценки?
Пока она задавала бессмысленные вопросы классу и тыкала в мою тетрадь, я переживала, что она нечаянно помнёт её. Лидия Захарова убрала палец и посмотрела на меня. Я, без совершенного чувства стыда, а наоборот, с уверенностью, что я вела себя как ответственная ученица, посмотрела в ответ. Мой взгляд застал её врасплох. Она начала кричать громче.
– Вы думаете, самые умные!? Экзамен покажет, какие вы умные! Ведь если я вам списать не дам – ничего не решите! Вот получите все двойки за то, что не учили, а виноватой меня сделаете! Скажете, что я вас плохо учила! – особенно при крике она выделяла "я".
– Она обращается ко всему классу, потому что боится говорить только с тобой? – спросил Давид, но я не могла ответить.
– Вот попробуйте выйдите и решите эту задачу сами!
– Выйди к доске. Она очень хочет – давай покажем ей. – сказал Давид.
Он выглядел уверенно, говоря это, поэтому я вышла. Написала на второй половине доски действие, как у меня в тетради. Давид встал рядом и подробно рассказал, что и откуда, даже смог напомнить предыдущие темы, объясняя новую. У него великолепно получалось, а я лишь повторяла для всего класса вслед за ним. Мы написали способ, отличный от первого, и он был понятен. Я закончила и отвернулась от доски. Как всегда, было тихо. Все лица были повёрнуты в мою сторону. В такие моменты у меня срабатывает защитный механизм, и я даже не задумываюсь об этих взглядах. Я закончила – села обратно за парту и отвернулась в сторону, ожидая, когда все отвернутся от меня.
Учительница долго молчала, уже под конец урока она спросила.
– Ты с кем-то занимаешься?
Учителя всегда недолюбливают тех, кто ходит к репетиторам, но не к ним.
– Нет.
– Тогда откуда взяла это решение?
Давид подсказал мне название учебника. Я повторила его.
Со стороны то, что мы провернули должно было выглядеть круто. Но у меня не было чувства, что справедливость наконец восторжествовала. Скорее было ощущение пустоты внутри, ведь мой поступок всё равно ничего не поменял. Следующий урок будет таким же нудны и бесполезным. А всем ученикам этой школы, как не светило ничего лучше работы тракториста или дворника, так и не будет. Некоторые, правда, потом сами станут учителями – винтиками этой системы.
Если раньше мне в голову приходили какие-то мрачные мысли, то я страдала от них целый день. Сейчас я не одна, поэтому так не получается. Каждый урок, каждая перемена – всё это перестало быть бременем и бесполезной тратой времени. Теперь, когда директора не было, и я перестала бояться призраков сверху, верхние этажи вошли в наше распоряжение, моё и Давид.
В том же кабинете, где мы спрятали рюкзак, после урока, маленьким кусочком мела я разрисовала доску. Давид сказал, что получилось блестяще. По краям доски был лес, ближе к середине мерцающие огни, в самом центе повёрнутая спиной девушка, стремящаяся скрыться во тьме. Я не задумывала рисовать себя. И Давид тоже сказал, что это не должна быть я, потому что мне надо выходить из леса, а не скрываться в нём. Он попробовал дорисовать девушке парня, чтобы не было жутко идти одной, но получилось, как в альбоме первоклассника. Всё-таки, не во всём он идеален. Неожиданно Давид встал на парту и обрадовался этому.
– Мне кажется, я сейчас делаю то, о чём мечтают многие школьники, но не решаются. Воу, я достаю до потолка рукой. Низкие они какие-то тут.
– У слишком высоких людей риск случайно покалечиться выше, ты знаешь?
– Мне сейчас до этого уже нет никакого дела, – произнёс он с паузами.
Чтобы посмотреть на его лицо мне буквально пришлось задирать голову наверх.
– Ты таким странным вещам радуешься.
– Да, очень. Я только сейчас начал понимать, насколько всё вокруг прекрасно и сколького я не замечал. Благодаря тебе в том числе.
– Что бы ты сделал, если бы не был призраком? Я вот сейчас вообще не понимаю, чего хочу. Не знаю, смогу ли сдать экзамены и уехать отсюда. Я, кажется, вообще к жизни не приспособлена.
– Раньше я думал, что буду только учиться, когда закончу школу и уеду отсюда. О других аспектах жизни и не задумывался. О далёком будущем тем более. Сейчас все эти планы кажутся мне второстепенными. Делай то, что по твоему мнению сделает тебя счастливой.
– Спасибо за такие очевидные слова, – пробормотала я.
– Ну, видимо, самые очевидные вещи иногда самые правильные. Что тебе сейчас не нравится?