Сотня золотых ос (СИ)

Из травы прямо Марш под ноги выполз осоловелый земляной краб, вяло загребающий воздух серыми клешнями. Она остановилась кончиками пальцев подняла его за панцирь. Не удержалась, стянула перчатку и дотронулась до темного пятна, похожего на глаз.

Панцирь был прохладный и гладкий. Как у фарфоровой черепашки.

— Цапнет тебя за палец — будешь знать! — весело сказал Бэл.

Над их головами с гудением пролетел синий карабинерский дрон. Марш, нахмурившись, спустила краба в траву и натянула перчатку. Краб разъяренно блестел зелеными фасеточными глазами, а панцирь почти слился с сухой травой. Будто бусинки кто-то выбросил.

— Этих много здесь летает? — спросила она, указывая на небо.

— Видела на записях мух на трупе?

— Ну.

— Над разборкой последние пару дней столько было. Сейчас поменьше, конечно.

Марш мысленно обругала себя так, как не ругала людей в аэробусе.

Она сказала сделать эту несчастную надпись про сенатора Кьера только потому что хорошо понимала, что просто горящими развалюхами ей внимания не привлечь.

Привлекла. Но кто бы мог подумать, что сенатора Кьера кто-то воспринимает серьезнее, чем развалюху на пустыре!

— А чего это конфетти всех так интересуют?

— У сенатора Кьера новый проект, — помрачнев, сказал Бэл. — Он выступает за открытие каналов Среднего Эддаберга. Говорит, что система Аби нуждается в корректировках, и что ничего не случится, если люди будут пользоваться контентом классом повыше.

— Люди что, стали слишком много шляться по улицам?

Бэл развел руками. Видимо, Марш со своими черепашками правда пропустила что-то важное — желающих смотреть на белые башни и развалины вдруг стало больше.

— И что, карабинеры против того, чтобы люди смотрели порнуху классом повыше и котов в конвентах посимпатичнее? — неприязненно спросила она.

— Ты была в Среднем Эддаберге?

— Нет.

— А хочешь?

— Нет.

— А почему?

Бэл остановился. Засунул руки в карманы комбинезона и задрал голову. Веселое зимнее солнце освещало его белое лицо и голубые щеки, а глаз Марш не видела под очками.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, но это полная херня — люди все равно придумают себе Средний Эддаберг. И Старший Эддаберг. И будут хотеть в тот, воображаемый город. Я уверена, что Средний Эддаберг мало отличается от Младшего, но кто-то ведь верит в другое. И не лучше ли показать, как есть?

— Это твой Средний Эддаберг мало отличается от Младшего, — вздохнул Бэл. — А Старший ни один из нас вообразить не может, и все равно у каждого в голове есть свой Старший Эддаберг. А вот посмотришь настоящий Средний Эддаберг — и сразу туда захочешь, а там и в Старший.

Марш не смотрела на его лицо. Она смотрела ему под ноги, где еще один краб деловито дергал клешней шнурок его ботинка, словно тоже хотел что-то сказать.

Она не хотела в Средний Эддаберг. И в Старший. Она хотела в свой конвент, сказать там самой себе, что это она во всем виновата.

Дальше они шли молча. Марш думала, не поджечь ли еще четвертый дом и не написать ли на стене что-нибудь, что уведет следы.

Нет, не годилось — разборку закрыли, скоро последний выпуск Рихарда Гершелла. У нее не было времени исправлять свои глупости.

Старый Город замер в дружелюбном зимнем безмолвии. Марш замечала в траве зеленые глаза крабов и черные спинки норных зверьков, деловито шуршащих спящими стеблями. Пустые окна домов смотрели на нее с укором, но Марш не собиралась поддаваться сентиментальности и чувствовать себя виноватой перед домиками.

Бэл остановился. Показал на ржавую решетку у крыльца.

— Туда? — не поверила Марш. — Вы бы еще веток сверху…

Она осеклась. Разве она не делала так же? Пользовалась записными книжками и слитой из древних аккумуляторов химией для горючего. Старые способы, настоящие вещи. Настоящие решетки.

Бэл отодвинул решетку. Раздался протяжный визг ржавого железа, но Марш расслышала и другой звук — шорох автоматической крышки.

Люк открылся прямо у нее под ногами.

— Залезай, там ступеньки, — поторопил ее Бэл.

Она пожала плечами. Пусть будут ступеньки.

Никаких ступенек, конечно, там не оказалось, только железные скобы, вбитые в крошащийся бетон. Марш не стала испытывать судьбу и, спустившись достаточно низко, просто разжала руки.

Бетон шершаво оцарапал перчатки, земляной пол упруго толкнулся в подошвы ботинок, и пришлось схватиться за стену, чтобы устоять на ногах, но зато она прыгнула сама, а не упала.

От таких решений и были все ее проблемы, но Марш предпочитала об этом не думать.

Пока она отряхивалась, сверху раздался звон металла и короткое ругательство. Марш успела присесть за мгновение до того, как вырванная скоба пролетела у нее над головой.

— Надо крепче вбивать скобы или меньше жрать, — сообщила она тяжело спускающемуся Бэлу.

— Хера бы ты понимала, полные мужчины имеют коэффициент социальной привлекательности на пять процентов выше, — пропыхтел он, сползая по последним скобам. — У меня вот шестьдесят строчек, потому что у меня щеки правильной степени пухлявости и я хорошо шучу. А какой у тебя коэффициент социальной привлекательности?

— Отрицательный.

Бэл коротко хохотнул, и Марш с отвращением отвернулась.

Она не шутила.