— И правильно, что сказал, — выдавил из себя Мишка, — а то б я и вовсе занесся.
— Ну, не знаю… Может, и правильно, но по другой причине. Ты вот никогда не задумывался о том, что у Егора десяток больно уж необычный? Что в нем такого особенного?
— Так ты же сам только что объяснил. К Егору собираются те, кто в других десятках…
— Объяснил, да не все! Слушай дальше. Во-первых, десяток Егора всегда сотню сзади прикрывает, то есть он — и обережение, и как бы запас ратной силы на крайний случай. Ты вслушайся, парень: НА КРАЙНИЙ! Значит, десяток Егоров сотню от беды бережет, считай, как последняя надежда. Понимаешь?
— Понимаю. Выходит, там такой народ подобран, что к любой неожиданности готов.
— О! В корень зришь! А что это за люди, которые к любой неожиданности готовы?
— Ну… — Мишка чуть не брякнул: "Универсалы" — и примолк, пытаясь подобрать соответствующий термин. — Уметь должны много и разное.
— Опять угадал! — Илья, кажется, обрадовался сообразительности собеседника больше, чем сам Мишка. — Так и есть! Когда надобно сотворить что-то необычное, неприятное или… одним словом такое, что ратникам не с руки или непривычно, Корней всегда людей из Егорова десятка берет. У каждого из них какое-то необычное умение или дар имеется. Какие именно, не спрашивай, не знаю, да и никто, кроме Корнея и Егора, не знает… Ну почти. Кое-что, конечно, не спрячешь. Ты вот, мне рассказали, ляха пленного в лес уволок. На пытку, ведь так?
— Так, — согласился Мишка.
— Ну вот, значит, одно особое умение Дормидонта ты узнал. Но про это, почитай, всем известно, такое в тайне не сохранишь. А все и про всех Егоровых людей не знает никто. Так вот для чего я тебе это рассказываю? Ты сейчас совет созовешь, чтобы совместно удумать, как с добычей до своих добраться. Сам-то, надо понимать, способа не измыслил?
— Нет, дядька Илья. Не получается.
— Вот и я о том! Остался бы Егор цел, ты бы его на совет конечно же позвал?
— Обязательно позвал бы. Нам знания опытного воина сейчас дороже золота.
— Ага! Но Егор без памяти лежит. Так вот тебе мой сказ: зови на совет ВСЕХ Егоровых ратников. Никому неизвестно, какие особые знания у них в головах есть, а выбраться целыми и невредимыми они не меньше нас желают, значит, все, что знают и умеют, на пользу общему делу постараются обернуть непременно! Понял, о чем я?
— Понял. Получится как бы Егор, но в четырех лицах. — Мишка поскреб в затылке. — Только… Слушай, дядька Илья, а может быть, ты на совете старшим побудешь? Ты же старейшина наш, да и по возрасту с тобой только Молчун сравняться может…
— Струсил! — Илья сложил руки на животе и с изумленной улыбкой уставился на собеседника. — Хе-хе, Михайла — и струсил! Кому сказать — не поверят!
— Да ничего я не струсил!
Мишка поерзал, посуетился руками, оправляя на себе амуницию, глянул в смеющиеся глаза Ильи и вдруг выдал такую матерную тираду, что даже у самого в носу засвербело.
— О как! — Илья восхищенно всплеснул руками. — Эх, помощников моих нет, записать бы для памяти! Это где ж ты такое вычитал?
— Там же, где и остальное! — поднимающаяся изнутри злость, как ни странно, принесла облегчение. — Да, струсил! Не хочу дураком на глазах у отроков выставляться! Ладно бы сам вляпался: сначала "беру все на себя", а потом "не знаю, что делать", но ведь не сам же! Меня, оказывается, как козла на веревочке водили. И как теперь ратники на меня смотреть будут? А как мне им в глаза смотреть? Как приказы отдавать? А не дай бог мальчишки поймут, что надо мной насмехаются? Сколько трупов с совета вынесем? Или, думаешь, Демка или Митька стерпят?
— А ну уймись!!! — Вот сейчас окрик у Ильи получился. — Слезу еще пусти: ах, я бедный-несчастный! Ты ратников-то за дураков распоследних не держи. Никто из них ни словом, ни движением о том, как тебя к нужному поступку подводили, не напомнит. Потому что не насмешка то была, а учеба! Учитель же над учеником не насмехается, ибо неловкость ученика есть упрек учителю.
— А вот хрен! Алексей, бывает, такое мне на занятиях говорит, что…
— Дурень! Леха не насмехается, а злость к учебе в тебе разжигает! И ратники насмехаться не станут. Это во-первых. Во-вторых, ты их и сам поучил. Да-да! Мне Сюха сам признался: и вообразить не мог, что делать, когда ребенку нож к горлу приставлен, а ты — раз и готово, будто заранее все знал. Так что, считай, толику уважения ты у ратников заработал, и немалую! Какие уж тут насмешки? И в-третьих, ты — сотник! Ты людьми повелевать поставлен и в ответе за каждого. Значит, ДОЛЖЕН! Через "не могу", через невозможно, через… Вот у меня однажды случай был.