Сотник

— Угу… О! Слушай, Илюха, — Арсений встрепенулся, будто неожиданно вспомнил что-то важное, — мы же куда-то за Слуцк лет десять назад ходили! Глеба Минского усмирять. Помнишь, еще ругались, что киевляне с другой стороны заходили… на Оршу, что ли? Им вся слава и добыча, а мы без толку проболтались.

— Помню, но ведь и ты тогда тоже там был… а что такое?

— Был-то был, но я ж тогда в новиках ходил… первый поход. Ведут куда-то, я и иду, куда все, ни хрена толком не запомнил… да еще конь у меня захромал, я тогда больше о нем думал, чем о чем-то еще. А ты ж вроде бы раненых по Случи вывозил?

— А-а, вот ты о чем! Нет, от того дела нам сейчас пользы мало, мы от Случи совсем в другую сторону уходили — к Березине… Да и не дошли тогда.

— Вообще-то Роська… поручик Василий сызмальства на ладьях моего дядьки Никифора обретался, — вспомнил Мишка, — а Никифор с пруссами торгует, по Неману ходит. Может, Василий и помнит чего?

— Так чего ж ты молчал-то? — тут же ухватился за Мишкино предположение Арсений. — Давай сюда своего Ваську!

— Антон!

— Здесь, господин сотник!

— Поручика Василия ко мне! Бегом!

— Слушаюсь, господин сотник!

— Шустрый, ишь старается… — Арсений проводил взглядом убегающего Антона. — А сызмальства, это сколько? Он же у тебя и сейчас не больно-то старый.

— Да сколько себя помнит. Его Никифор еще совсем мальцом у ляхов на Висле отбил. Он даже имени своего тогдашнего не помнит и откуда родом. Так и прижился на ладье, а потом ко мне перешел. Так что лет восемь, а то и десять назад… А знаете, Никифор запросто мог в те же времена, что и вы, где-то возле Слуцка быть… Или приказчик его — добычу у вас скупать.

— Ну, крутились какие-то двое, — припомнил Илья, — да добычи-то у нас тогда… слезы одни. По-дурацки все как-то сложилось…

— Господин сотник, поручик Василий по твоему приказу прибыл!

— Проходи сюда, Рось, садись, и давай-ка вспоминать. Приходилось тебе с Ходоком по Неману ходить?

— Ага, один раз… давно.

— Давно — это сколько?

— Э-э… — Роська замялся, — ну, лет пять, наверное.

"Пять лет… ему еще и десяти не было. Или уже стукнуло? Хотя в детстве время медленно тянется, эти пять лет запросто двумя-тремя годами могут оказаться".

— Что-нибудь помнишь, Рось? Ну, волок из Случи в Неман, к примеру.

— Сам волок помню, а вот откуда и куда… Там, кажется, не прямо из Случи, а из какой-то другой речки… не, не помню, но до нее точно Случь была. Болотисто там еще… помню, гребцы говорили, что когда-то там даже канаву прокопали, чтобы по суше тащить меньше, но половодьями размыло, а мастеров таких, чтобы все как прежде сделать, теперь нету. Канаву ту делать не то грек, не то еще какой-то иноземец научил. Не просто рыли — сваи какие-то забивали… еще валуны как-то раскалывали…

"Ничего себе! Это что же, интермодальный коридор "из варяг в греки" судоходными каналами был оборудован? Однако, сэр! Или это традиционное для Средневековья убеждение, что когда-то в прошлом люди были мудрее, знали и умели больше? Ну в Европе-то это вполне естественно — смутные воспоминания об античности, о великой Римской империи, а у нас-то откуда? Хотя Роська сказал, что строительством руководил иностранец… Что, уже сейчас "нет пророка в своем отечестве" — цивилизация где-то там, а мы варвары? А почему бы, собственно, и нет? Вполне эту идею могли притащить с собой византийцы вместе с христианством".

— Был у нас дед один, — продолжал Роська, — у него Ходок учился, он про эту канаву рассказывал, только не верили ему, смеялись, что сказки все… А я думаю, что не сказки! Ходок говорил, что у того деда все пути речные не только в памяти были, но и записаны на пергаменте. И еще что-то такое на тех пергаментах было, чтобы по морям ходить…

— А как было написано, по-нашему или по-гречески? — на всякий случай поинтересовался Мишка.

— Не знаю, я же не видел их.

"А если б и видел? Ты ж грамоте только у нас выучился".

— А Ходок видел?

— Наверное… он же рассказывал.

— А где они сейчас? Сохранились?

— Не-а. Сгинули вместе с тем дедом и с ладьей. Он куда-то за Царьград пошел… далеко… там еще это… башня такая стоит с огнем, и огонь тот ночью за сто верст виден. Не помню, как называется.

— Александрийский маяк?

— Вроде бы… не помню, мне оно ни к чему…