Сотник

— Мне что, тебе еще и коней искать? Кони ему, вишь, не такие! — вконец разозлившись, рявкнул Федор и покосился на Никифора, до сих пор демонстративно делавшего вид, что его весь этот разговор не касается. Но если при появлении Мишки они с боярином находились примерно в одной стадии угрюмого недовольства, то теперь у Федора оно только усилилось, а Никифор, напротив, расцветал по мере того, как мрачнел Федор. — А вон пусть тебе дядька коней и сыщет.

— Найдем, великое дело! — усмехнулся в бороду Никеша. — Все равно ты новых взамен павших покупать собрался? — уже деловито обратился он к племяннику. — Есть тут кони на продажу.

Тем же вечером, когда Мишка перед сном вышел по нужде на двор, ему словно невзначай подвернулся Ходок. Может, и впрямь случайно встретился, да только в доме, полном народу, угодить так, чтобы поблизости почти никого не оказалось, надо исхитриться, и у Мишки создалось впечатление, что его специально подкарауливали. И разговор у них получился как будто ни о чем, но все равно примечательный.

— Знаешь, из-за чего хозяин наследника своего сегодня драл? — поинтересовался Ходок для затравки разговора.

— Нет, не любопытствовал, — равнодушно отозвался Мишка. Вообще-то он слышал, как дядюшка вразумлял Павла — довольно продолжительно и, кажется, от души, но Мишка, у которого и своих забот хватало, не обратил на это особого внимания. Мало ли с чего у Никеши случился острый приступ педагогической активности? Может, обнаружил серьезный недосмотр, допущенный Пашкой в его отсутствие, или просто профилактически — для острастки и в назидание на будущее. За что отец сына учит, никого не касается.

— Так из-за вас же, — сообщил Ходок с коротким смешком. — Павел над Роськой с Мотькой потешался, когда они связанные в дерьме ковырялись, мол, это вы хорошо придумали — вот чего в циркусе-то показывать! За это можно и цену со зрителей вдвое получить. Да еще изгаляться принялся — понукать и командовать. Они-то вначале никак приспособиться не могли — в две руки на двоих неспособно бадью ворочать. Ну Пашка им и помог… приноровиться. — Кормщик откровенно заржал. — Даже не переглянулись — в две руки тут же бадью вздели да советчику на голову и водрузили. Мы там аж животики надорвали! Ну Пашка от такой обиды — в слезы, едва отплевался, сунулся к отцу жаловаться.

— И что дядька Никифор? — заинтересовался Мишка, который умудрился пропустить сию сладостную картину, и ему никто почему-то доложить не удосужился. Интересно, что и анкл Ник про случившееся ни словом не помянул. Отсутствие Пашки на ужине после всплеска воспитательной работы родителя окружающие сочли естественным и не удивились.

— Так я и говорю. — Ходок прищурился куда-то в сторону, будто рассматривал что-то интересное под крышей сарая, возле которого они стояли. — В ухо сыночку заехал, едва выслушав. А потом за шкибон, как был — в дерьме, и за сараи поволок, сам замазаться не погнушался. Там и добавил, с приговорами… всякими. Я-то своим сразу отсоветовал зубы скалить… — для чего-то добавил он.

— Умный, значит, раз отсоветовал, — кивнул Мишка, подивившись про себя Никифору. Хотя дядюшка, поди, не глупей своего кормщика.

"Да, сэр, озадачили вы родственничка. Интересно, Ходок сам придумал вам про наказание Пашки доложить или анкл Ник его в этом направлении пнул? Впрочем, Ходоку много пояснять не надо — с лету ловит. А Никифор-то, похоже, за Пашку испугался, и правильно, кстати! Роська-то с Мотькой ПРОТИВ него объединились, а где двое, там и все остальные вскорости подтянутся".

То, что Ходок и впрямь выводы из всего увиденного и услышанного сделал, стало ясно тут же.

— Дураки долго не живут, — совершенно серьезно проговорил он и неожиданно перешел совсем на другое: — Ребята еще на ладье сказывали, что ты Спиридона велел повесить на осине?

— Велел, — не стал отпираться Мишка, пытаясь разглядеть в темноте глаза Ходока. — А тебе его жалко, что ли?

— Да на кой он мне, — равнодушно пожал тот плечами. — Повесил и повесил. Просто любопытствую, за что так-то? Его же вроде вынудили. Под пыткой чего не скажешь…

— А мне плевать, почему! Он ПРЕДАЛ! — взорвался Мишка, разозлившись из-за этого непонятного разговора.

— Да понял я, понял… — Больше ничего сказано не было, но Ходок ушел странно-задумчивый, не хуже, чем Никифор давеча.