Сотник (Часть 1-2)

– Крутенько ты, племяш… – хмыкнул Никифор. – Но и правильно! А как они там нужники чистить станут, и я полюбуюсь… Глядишь, самому пригодится этак вот вразумить кого. Ну, все что ли?

– Нет, не все! – Мишка шагнул к понуро переминающимся в углу «преступникам» и встал напротив них, как только что Егор. – Это наказание, что дядька Илья измыслил, за одну вашу вину: за то, что драку затеяли и тем свою честь уронили, и в нашем единстве позволили усомниться! Но эта вина простая, за нее и спрос понятный. А вот что с другой делать, не знаю!

Он увидел, как изумленно уставились на него две пары глаз, и почувствовал, что опять поднимается и накатывает знакомое бешенство, замешанное на отчетливо осознаваемой опасности внутреннего раскола, допускать который нельзя ни в коем случае.

«Даже не понимают, что натворили! Егоровы слова мимо проскочили, они только Илью услышали. Интересно, а прочие поняли?»

Но оборачиваться, чтобы посмотреть на реакцию остальных «господ советников», Мишка не стал, чтобы не выбиваться из образа. Рывком за грудки притянул к себе Мотьку, так, что его лицо оказалось совсем близко, и заговорил, выплевывая слова, будто вколачивал их в мозг «пациента»:

– Костра не боишься? Верю, – он увидел, как стремительно расширились Мотькины зрачки, парень непроизвольно дернулся назад, и только тут Мишка понял, что сейчас на Матвея глядит не боярич Лисовин, а Ратников. Эти-то совершенно не отроческие глаза немало пожившего, все понимающего и прошедшего через ад взрослого мужика на лице молодого сотника, а не возможное наказание и испугали парня по-настоящему. Но Мишке сейчас и требовалось пронять пацана, хоть до обмоченных порток, но чтобы дошло, наконец, потому и менять ничего не стал. – А Юльку с Настеной тоже с собой на костер потащишь?

– А при чем… – пролепетал трясущимися губами – побледневший Мотька. – Я ж ничего…

– Именно их! Ты, сопляк недоучившийся, ими прикрылся! Их учение противопоставил христианскому! Молитве – наговор языческий! Не видел, как людей за меньшее жгли?! А как посмел судить, что монах плохой лекарь? Ты и года не проучился, а уже рассуждать берешься?! Отец Ананий много лет людей пользует – и к нему все новые идут, немалую цену платят, видать, есть за что! А то, что его лечение иное, значит, ему что-то такое ведомо, что и сама Настена может не знать!

На этом, оставив в покое растерянного и испуганного Мотьку, Мишка обернулся к Роське.

– А ты, христов воин, – обращение прозвучало злой издевкой, – готов этих троих на костер послать? Сам рассудил, что Богу угодно, а что нет? За НЕГО решил?! Проповеди отца Михаила про гордыню чем слушал? Десятник Егор ясно сказал: сотня все эти годы несла свет христианства во тьму языческую БОЖЬЕЙ ВОЛЕЙ! ВСЕ, что нам воевать и побеждать помогает – богоугодно! ВСЕ! И если лекарки Макоши христианское воинство исцеляют – значит, и они по воле божьей живут и ЕМУ угодны! И не тебе судить их!

– Да я ж не их… – Роська заметался мыслями – не от страха перед наказанием, а мучительно пытаясь найти разрешение этого сasus improvisus: несоответствия жизненных реалий намертво вдолбленным заповедям. Хотя ничего непредвиденного, по крайней мере для самого Мишки, не происходило – дело давно шло к тому, что рано или поздно этот выбор перед крестником встанет.

«Ну что, братишка, никак книжные истины и прописные заповеди не хотят укладываться в реальность? До сих пор ты при всей своей фанатичности успешно закрывал глаза на то, что лечит тебя лекарка Макоши – погань языческая, что святая для тебя боярыня Анна в грехе живет, да и на все мои странности и «колдовские» заморочки. Не мог примирить это с писанием, но принимал, как есть, ибо трудно враз отринуть всех, кого любишь и уважаешь во имя идеологии, пусть даже принятой всем сердцем и с ярой истовостью неофита. Но решать когда-то все равно придется, и тогда ты неизбежно либо усомнишься в непогрешимости Писания, либо нас всех скопом придется признать дьявольским отродьем и «спасать» наши души от нас же самих, не считаясь с жертвами и разрушениями, ибо ты ЛУЧШЕ ЗНАЕШЬ, что нам на благо.