Сотовая бесконечность

– Ладно, Лексей. Дело говоришь, – согласился с ним дядька Мирон. – Давайте-ка, детки, пойдём поглядим на Заборье ваше сблизка. А там и порешим, чего деять дале-то.

Обнимая всё ещё вздрагивавшую от рыданий Алёнку, Марья повела воев княжьих к селению. Вот только теперь она шла не в голове, а в середине хода. Впереди, аки волк серый, легко скользил Лексей. Хищная улыбка появилась на его устах и не исчезала…

Вскоре, минув приметный яр, они продрались сквозь густой орешник и увидели окружённое крепким тыном селище на поляне у реки. До врытых в землю брёвен тына было локтей с сотню, однако, находясь на пригорке, они видели всё ясно, будто на ладони.

В аккурат с той стороны, откуда они подошли к селищу, находились и капище, и гостиное место, на котором располагались остатки того, что ещё недавно было накрытым столом.

В кольце из заострённых брёвен сгрудились три десятка бревенчатых домов. Между ними лежали и метались немногочисленные человеческие фигурки.

То в светлых нарядах древяничей, то в тёмных, чёрных одеяниях пришлых нурман.

Над селищем стояли крик, визг и чёрный дым кое-где распочавшихся пожаров.

– Хорошо бы до темноты прождать, – молвил Лексей, напряжённо всматриваясь в непотребство, творящееся в селище. – Да, видать, не получится. Вырежут вражины всех за то время!

Он сбросил наземь заплечную котомку, уложил рядом копьё.

– Ну, чего, дядь Мирон? С божьей помощью?

Лексей взялся за лук, наложил стрелу.

– Начнём! – кивнул тот, также изготавливая лук к стрельбе. – Марьюшка! Вы с девонькой тут оставайтесь. Мы там уж сами разберёмся…

Натянув тетивы до половины, они споро заскользили по склону к небольшой распахнутой настежь калитке в палисаде.

Марья опустилась на землю, рядом с их вещами, и обняла всё ещё дрожащую Алёнку.

По селищу метались бабы и девки, простоволосые и оборванные. А то и вовсе нагие! За каждой с гоготом гонялись пьяные нурманы. За кем один, за кем – ватагами…

Мирон с Лексеем, беспрепятственно добравшись до калитки, быстро выпустили по три стрелы и отбросили луки. Выхватив мечи, ворвались на территорию Заборья. Шесть из шести пущенных стрел поразили свою «дичь»! Поэтому на деревенской площади их встретили всего пятеро нурман, мгновенно отвлёкшихся от преследования своих жертв, не преминувших скрыться.

Они были воями, и не теряли головы даже во время разудалого грабежа.

Однако вои князя Новиградского прошли через охватившую их полумесяцем пятёрку нурман, как коса сквозь траву. И оставили за спиной ещё пять трупов.

Потом они стали забегать в дома, расположенные вдоль улицы. Поочерёдно, то по левой, то по правой стороне, постепенно удаляясь от площади к речной пристани.

Марья прижала Алёнку к себе, отворачивая от селища. И сама смотреть не стала. Принялась сказку сказывать, Алёнке-то в утешенье.

А как досказывала уж – малышка совсем позабыла о пережитых ею ужасах, увлечённая волшебством повествования, – заявился улыбающийся Кривой Митроха-охотник.

– Пойдёмте, девицы! Вои князя Новиградского, спасители наши от злыдней заморских, послали меня.

Митроха, состроив наивозможнейше воинственное выражение лица, подтянул широкий кожаный пояс с мечом. Видать, с нурмана какого снял. Раньше-то у него сего железа не водилось!

– Что ж ты, Митроха? То первый охотник по земле древической, а тут уж и избавители?

– А чего я-то? – мигом скис известный в округе хвастун. – Оне, нурмане-то, знамо дело, сильнее! Да и забагато их было! Да ить я-то, обычаем, по зверю! А в людей-то, то бишь в ворогов, до сих пор не доводилось… – Митроха тяжело вздохнул. – Боязно! – обреченно произнёс он, потупив потухший взор.

– Ладно уж, бери поклажу-то! – усмехнулась Марья. – То дело по тебе. А уж дорогу-то до селища как-нибудь разыщем!

Неожиданно даже для самой себя Марья рассмеялась, как бы сбрасывая напряжение последних часов. И ей действительно стало легче!

Митроха, мгновенно насупившись, подхватил котомки и копья, да поспешил в селище.

Калитку он минул, когда Марья с Алёнкой были ещё только на полпути.

Митроха подхватил луки и саадаки обоих витязей новиградских, брошенные у калитки, и исчез, влетев в дом покойного старосты, деда Миколы Стройского.

Дальше воспоминания Марьи мелькали пёстрым калейдоскопом.

На открывшиеся пред нею, едва они с Алёнкой прошли калитку, картины она смотрела словно откуда-то со стороны.

Вот мёртвый дядька Семён Горомон! Под его телом, закостеневшим уже, молодой нурманин с застывшими, удивительно голубыми глазами, дико вытаращенными в такое же васильковое небо. Чужак с восково-белым застывшим лицом пронзил своим мечом маленькое сухое тело дядьки Горомона. Он всегда был меньше самой Марьи, а теперь, в смертной судороге сжавший горло своего врага, казался ещё меньшим.

Однако он был не единственным с детства знакомым человеком, ушедшим в мёртвые. Тела обильно усеивали улицы, гостевую площу и даже капище.

Каврит Лозняк, Савваней Сук, Хайрег Крошун…

Первейшие охотники селища – все погибли! И погибли с оружием в руках!

Возле каждого лежало по одному-два нурмана, которых они успели забрать с собой.