Сотовая бесконечность

– Ну-у, не знаю… Можно же, наверное, что-нибудь придумать?

– А ты сделай, Лёха, как в Турции с ворами поступали, – посоветовал, не оборачиваясь, Василий Иваныч.

– Это как? – не понял лейтенант.

– Это когда раньше отрубали руку. Не помнишь, что ли? Тогда, в Измире…

– Интересная мысль, Старый, почти выход! – воспрянул духом Лёша, которому явно не хотелось отдавать красавицу Лайму ни в руки федералов, ни в лапы горских бандитов.

– Ты отрубишь мне руку? – спросила пленница, мгновенно побелев как мел.

– А ты хочешь жить или остаться физически невредимой?

– Скорее живой… – после короткого раздумья тихо, едва слышно отозвалась Лайма.

– Вот и замечательно! – провозгласил голос лейтенанта. – А теперь попробуй себе представить!

– Короче, Лёша!

Лайма кинулась на своего пленителя, но огребла только удар кулаком в переносицу, от которого сразу «потухла».

– Устав нарушаешь, Лайма Вертрудовна, – бросил ей Иваныч. – Нам же её доставить надо. – Последние слова были обращены уже к напарнику.

– Иваныч, да жалко тёлку-то. – виновато буркнул Алёшка. – Да и дочка у неё.

– И? – уточнил Иваныч, всё так же не спуская взгляда с Нурмухаммада.

– Жалко мне её, – покаялся лейтенант. – И отпустить не могу, и…

– А ты, Лёха, отруби ей указательный палец, – посоветовал старший прапорщик.

– А что?! – Лейтенант необычайно оживился. – Вот он, выход-то!

– Ты о чём? – поинтересовался старший.

– Иваныч! Я тебя обожаю!!!

– Ну, ты это…

– Как тебе такой вариант, Лайма? – спросил лейтенант у приходящей в себя пленницы.

– Как мне что? – отозвалась та, хлюпая сломанным носом и вытирая рукавом струящуюся по лицу кровь.

– Тупая, что ли? – пожал плечами лейтенант. – Выход! Я отрублю тебе пару пальцев, и ты перестанешь быть снайпером.

– То-о есть?.. – выдохнула Лайма совершенно уже обречённым голосом. – Ты хочешь отрубить мне указательный палец?

– Не только! – решительно сообщил он ей. – Я изучал твоё личное дело! Иначе не выйдет! Извини.

– Ну, если это единственный способ вернуться к дочери живой! – Женщина положила правую кисть на близлежащий крупный камень и зажмурилась. – Ну, давай, руби! – На этот раз в её голосе слышался даже вызов. – Давай же!!!

Лейтенант выхватил из ножен неуставной «вампир» и широко размахнулся…

– А-а-а-а-а-а-ах-х-х!!! – завопила пленница.

– Вот и ладненько, – подвёл итог Василий Иванович, бросая через плечо взгляд на корчащуюся и скулящую за его спиной снайпершу. – Вот и хорошо. А ты, девонька, поплотнее пальцы-то перетяни! И к «друзьям» своим горским лучше не возвращайся. Ты им теперь такая без надобности, так что сама понимаешь. – Он деловито собрал отрубленные пальцы в целлофановый пакет и сунул с один из многочисленных подсумков. – Ладно, Лёшка, снайпера обезвредили, пора топать дальше! – Василий Иванович подхватил трофейную снайперскую винтовку, повесил на плечо и потеребил наручные часы.

– С-с-своло-чи-и-и! – провыла им вслед Лайма Вертруда Кокеннабакайтэ, пятикратная чемпионка СССР по пулевой стрельбе. На самом деле – лейтенант КГБ Нина Петровна Глазенкова, бывшая сотрудница Управления внешней разведки…

Люди, захватившие её в плен, исчезли так же неожиданно, как и появились.

Да и были ли они? Вся память – взлетающий в небо широкий воронёный клинок, адская боль, укол наркотика…

Лишившись большого, указательного и среднего пальцев на правой руке, она поклялась отомстить.

Она не знала как и когда, но свято верила в то, что когда-нибудь…

А Нурмухаммад…

Перед тем как исчезнуть, старший выхватил откуда-то здоровенный мачете и играючи отрубил Нурмухаммаду правую кисть.

Горец заорал благим матом.

– Не кричи, джигит, – подмигнул ему молодой. – Бери пример со своей подруги.

Последнее, что «воин ислама» увидел, – наплывающую на него чёрную дыру пистолетного дула.

Глава четвертая СКРЕЩЕНИЕ КЛИНКОВ

Костёр жарко полыхал в ночи, отвоёвывая у темноты круг, едва достаточный для того, чтобы в нём уместились все участники пирушки. Пятеро. Сегодня, тотчас после окончания дневной битвы, Квентина Маркона, Джизбелло да Марко, Клауса де Брига, Винсента Бийка и Луиса-Жана де Анстреля торжественно посвятил в рыцари Карл Смелый, герцог Бургундский. Прямо на поле боя, едва противник отступил.

Пятеро оруженосцев, «возведённые в рыцарское достоинство за проявленные смелость и мужество, достойные самых лучших примеров доблести», как гласил объявленный перед войсками указ герцога. Героические парни, и Луис-Жан – один из них.

Они действительно бились как львы, окружённые многократно превосходящими брабантскими пехотинцами. И рассеяли врагов! Потом, когда подоспела помощь, брабантцы ретировались.

Луис-Жан, конечно же, был горд собой, своей рубкой в окружении, пышно поименованной в речи герцога «деянием, достойным рыцарей Круглого стола и славного Ричарда Львиное Сердце!», но…

При этом чувствовал растерянность.