— Ну да, так и было, он очень хорошо этим пользовался и часто надо мной подтрунивал.
И Лиза, откровенничая, рассказала новому приятелю о своём детстве, хитром плане Никиты, как раздобыть деньги на шоколадные конфеты, есть которые ей категорически запретили из-за страшной аллергии. Брат тогда посоветовал нарисовать деньги фломастерами или карандашами, но лучше фломастерами, ярче. Она так и сделала, однако продавец отказалась принимать такие деньги, и конфет не дала.
— Забавная история. А где у тебя работает брат?
— В полиции, он опер. Старший лейтенант, — с гордостью проговорила девушка и показала Самохину фотографию Никиты, достав из бумбэка смартфон.
— Как интересно, знаешь, я тоже когда-то мечтал об этой профессии, но родители постоянно говорили: «Не ходи в полицию, там тебя ждут неприятности», а я в ответ: «Как же я не пойду, они же ждут?» — Лиза прыснула. — Со временем произошла переоценка ценностей, взглядов, потому выбрал другую профессию. Я — математик.
Бернгардт удивилась, ибо девушка в первую же встречу решила, что он обязательно должен быть человеком героической профессии: если не полицейским, то военным, или МЧС-ником, или даже ФСБ-шником. Что-то было в его взгляде рисковое, решительное. Конечно, она пыталась найти в соцсетях что-нибудь об Артёме Самохине, но никакой информации о нём не было. Это ещё более упрочило её мнение, что парень особенный, не такой, как все.
— И чем же сейчас занимается математик? Решает задачу Римана или доказывает рациональность постоянной Эйлера-Маскерони?
Самохин, не скрывая удивления, хмыкнул:
— Хм… Ничё се. Для филолога ты слишком много знаешь. Но это не твоя область.
В глазах Лизы полыхнул огонь.
— Вот и не лезь? Это ты хотел сказать? — Фразы вылетели быстрее, чем девушка успела что-то сообразить, но было уже поздно. И её понесло. — По-твоему, я кроме правописания корней с чередованием е-и, о-а, и образа Татьяны Лариной ничего знать не обязана? Ошибаешься, учитель должен разбираться во многих науках, хотя бы на уровне дилетанта, чтобы мог с умным учеником поддержать любую беседу. Почему-то все считают, если учишься в педагогическом вузе, значит — ты тупой и заведомо неудачник.
Парень был обескуражен такой отповедью и поторопился остудить напор Лизы:
— Нет, что ты. Я не это имел в виду. Как правило, человек погружён в ту область, которая его интересует, а остальное неважно. Кстати, о Татьяне Лариной. Я так и не понял: блондинкой она была, шатенкой или брюнеткой? Ведь Пушкин не даёт её портрета, насколько я помню из школьной программы.
Лиза улыбнулась и призналась самой себе: как же с ним было легко, даже ссориться легко, а ещё вчера она на него злилась, думая, что он просто эпатажный актёришка, ставящий целью произвести на окружающих положительное впечатление.
— Брюнеткой она была. Пушкин об этом говорит так:
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?
— Ну и что?
— Малиновые, бордовые, красные береты обычно носили брюнетки, просто им идут такие цвета. Кроме того, Татьяна во всём — антипод Ольги, у которой «глаза, как небо, голубые, улыбка, локоны льняные».
— Люблю брюнеток, — Артём рассмеялся и, внимательно посмотрев на Лизу, добавил: — и блондинок, и рыжих, и русых. Главное, чтобы людьми были хорошими. А на кого ты похожа?
— На маму, наверное, больше. Только она никогда не носила длинные волосы. Бабушка не хочет, чтобы я их обрезала, а мне они так надоели, просто ужасно. Да и выглядит всё это старомодно. Но я не могу её расстраивать, она для нас с Никитой очень много сделала.
После паузы, что-то обдумывая, Самохин произнёс:
— Напрасно считаешь, что длинные волосы — это не модно, тебе очень идёт коса, да ещё такая красивая. И вообще ты очень милая. Расскажешь ещё о своей семье?
Лиза посмотрела на смарт-часы.
— Потом как-нибудь. Извини, мне пора домой — много дел.
— Может, вместе будем заниматься пробежками?
Лиза расплылась в улыбке: сама хотела предложить это парню.
— Почему бы и нет? Я согласна.
— Я тоже. Всё-таки вдвоём бегать веселее. Я в этом районе кроме тебя ещё никого не знаю.
— Значит, завтра в это же время?
— Завтра в это же время.
Дойдя до подъезда Бернгардт, они расстались.
Артём шёл улыбаясь: наконец лёд тронулся, господа присяжные заседатели. «Теперь, — думал он, — нужно, не спеша, войти в доверие, а потом вывести эту забавную Лизу на разговор и выполнить, наконец, задуманное. Но она ничего не должна знать о моих замыслах. Пока не должна знать. А девушка прехорошенькая, с потрясающей фигурой — очень стройная, умопомрачительные ноги, узкая талия, красивая грудь, длинная шея — о такой поэты сказали бы лебединая. Класс!»