Сотрудник агентства "Континенталь"

– Хватит, – сказал он. – Я не желаю тебе смерти.

– Уйди с дороги, – зарычал я. – Мне нравится. Еще хочу.

– На моего коня ты больше не сядешь, – зарычал он в ответ. – Он не привык к таким грубостям. Падаешь неаккуратно – повредишь мне коня.

Я попытался обойти его. Толстой рукой он преградил мне дорогу. Я заехал в темное лицо кулаком.

Он попятился, но на ногах устоял.

Я подошел к коню и сел в седло.

Ролло наконец поверил в меня. Мы были старые друзья. Он решил показать мне самое заветное. Он делал такие штуки, каких ни одна лошадь не смогла бы сделать.

Я приземлился в тех же кустах, что и прежде, и остался лежать.

Не знаю, сумел ли бы я встать, если бы захотел. Но я не хотел. Я закрыл глаза и успокоился. Если я не добился того, чего добивался, я готов признать поражение.

Смолл, Данн и Милк-Ривер внесли меня в дом и расправили на койке.

– Не думаю, что мне будет большая польза от этой лошади, – сказал я им. – Наверное, надо поискать другую.

– Не надо так отчаиваться, – посоветовал Смолл.

– Полежи-ка ты, отдохни, – сказал Милк-Ривер. – А будешь шевелиться – на части развалишься.

Я внял его совету.

* * *

Когда я проснулся, было утро; меня расталкивал Милк-Ривер.

– Встанешь завтракать или думаешь, лучше тебе в постель принести?

Я осторожно пошевелился и определил, что руки и ноги пока на месте.

– Дотуда как-нибудь доползу.

Пока я надевал туфли – единственное, кроме шляпы, что было снято с меня перед сном, – он сел на койку напротив и свернул самокрутку. Потом сказал:

– Я всегда думал, что если человек не может сидеть на лошади, то он вообще мало чего стоит. Теперь не знаю. Ездить ты совсем не можешь и никогда не сможешь. Сел поперек животного, а что дальше делать, прямо и не знаешь! Но все-таки, если человек дал лошадке обвалять себя в пыли три раза кряду, а потом сцепляется с человеком, который хочет спасти его от такой плохой привычки, – все-таки он не совсем пропащий.

Он закурил и разломил пополам спичку.

– У меня есть гнедая лошадь – могу уступить за сто долларов. С коровами работать она скучает, а так – лошадь как лошадь, и без норова.

Я полез в пояс с деньгами и отсчитал ему на колени пять двадцаток.

– Ты посмотри ее сперва, – запротестовал он.

– Ты ее видел, – сказал я, зевнув, и встал – Где завтрак?

В хижине-столовой завтракали шесть человек. Троих я видел впервые. Ни Пири, ни Уилана, ни Вогеля не было. Милк-Ривер представил меня незнакомцам как ныряющего заместителя шерифа, и до конца трапезы еда, которую подавал на стол кривой повар-китаец, шла вперемежку с шутками о моих талантах по части верховой езды.

Меня это устраивало. У меня все болело и отнималось, но синяки я нажил не зря. Я завоевал кое-какое положение в этом пустынном коллективе и, может быть, нажил приятеля или двух.

Мы наблюдали за дымками наших сигарет на открытом воздухе, когда в лощине появился столб пыли и послышался стук копыт.

С лошади соскочил Ред Уилан и, вывалившись из песчаного облака, прохрипел:

– Шнура убили!

Из шести глоток посыпались вопросы. Ред стоял, качаясь, и пытался ответить. Он был пьян в стельку!

– Его Нисбет застрелил. Мне утром сказали, когда проснулся. Его застрелили рано утром – перед домом Барделла. Я бросил играть часов в двенадцать и пошел к Гее. А утром мне сказали. Я пошел было за Нисбетом, но... – он виновато поглядел на свой пустой пояс, – Барделл отобрал у меня револьвер.

Он опять пошатнулся. Я схватил его, поддержал.

– Коней! – гаркнул у меня за спиной Пири. – Едем в город!

Я отпустил Уилана и обернулся.

– Едем в город, – повторил я, – но никаких глупостей, когда приедем. Это моя работа.

Пири посмотрел мне в глаза.

– Шнур был наш, – сказал он.

– А кто убил Шнура, тот мой, – сказал я.

Спор на этом закончился, но я не был уверен, что последнее слово осталось за мной.

Часом позже мы спешились перед «Бордер-паласом».

На двух составленных столах под одеялом лежало длинное узкое тело. Тут же собралась половина городского населения. За стойкой маячило отбивное лицо Чика Орра, суровое и внимательное. В углу сидел Жук Рейни, свертывал дрожащими пальцами сигарету, сыпал табак на пол. Рядом с ним безучастно сидел Марк Нисбет.

Я отвернул край одеяла и посмотрел на покойника. Во лбу у него, над правым глазом, было отверстие.

– Врач его осмотрел? – спросил я.

– Да, – отозвался Барделл. – Док Хейли осмотрел его, но помочь ничем не мог Он, наверно, умер еще до того, как упал.

Можете вызвать Хейли?

– Почему же нет?

Барделл окликнул Жука Рейни:

– Сбегай через улицу и скажи доку Хейли, что с ним хочет говорить заместитель шерифа.

Рейни робко прошел между ковбоями, столпившимися в дверях, и скрылся. Я спросил:

– Барделл, что вы знаете об убийстве?

– Ничего, – решительно ответил он и стал рассказывать: – Мы с Нисбетом сидели в задней комнате, считали дневную выручку. Чик прибирался в баре. Все остальные уже ушли. Было около половины второго ночи.

Мы услышали выстрел – прямо перед домом; бросились туда, понятно. Чик был ближе всех, он и подбежал первым. Шнур лежал на улице, мертвый.

– Что было дальше?