– Только в присутствии адвоката, – буркнул тот. О'Гар повернулся к капралу:
– Подавай фургон, Флинн.
Спустя десять минут мы грузили Холли и дамочку в полицейский автомобиль.
За углом, на другой стороне улицы, показалась троица смуглолицых пошатывающихся парней, сильно смахивающих на малайских матросов. Один из них был мертвецки пьян, приятели волокли его. У другого под мышкой торчал коричневый сверток, наверняка с бутылкой.
О'Гар перевел взгляд на меня и захихикал.
– А если бы мы поверили байке, у нас прямо сейчас нашлось бы дельце к этим ребятам, не правда ли? – шепнул он мне.
– Заткнись ты, свиной окорок! – рявкнул я в ответ, кивнул в сторону сидевшего в машине Холли и продолжил тоном ниже: – Если он опознает в них своих сиамцев, даже Большое жюри окажется бессильным.
Мы заставили озадаченного водителя крутить баранку шесть лишних кварталов, чтобы только разминуться с малайцами. И дело стоило того: теперь ничто не могло помешать Холли и миссис Ланж разделить досуг с Фемидой – на ближайшие двадцать лет.
Большой налет
"The Big Knockover". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в феврале 1927 года. Составляет дилогию с рассказом "106 тысяч за голову". Переводчик В. Голышев.
Пэдди Мексиканца я нашел в шалмане Лароя. Пэдди, симпатичный аферист, с виду – король Испании, оскалил в улыбке все свои крупные белые зубы, толкнул ко мне ногой стул и сказал сидевшей напротив девушке:
– Нелли, познакомься с самым благородным сычом в Сан-Франциско. Этот дядя сделает для тебя все на свете – лишь бы закатать тебя потом на пожизненное. – И, повернувшись ко мне, показал на девушку сигарой: – Нелли Уэйд, и ей ты ничего не воткнешь. Ей работать ни к чему, у нее отец – бутлеггер.
Нелли: тоненькая девушка в голубом; кожа белая, глаза продолговатые, зеленые; короткие каштановые волосы. Ее хмурое лицо ожило и похорошело, когда она протянула мне через стул руку, и мы оба посмеялись над Пэдди.
– Пять лет? – спросила она.
– Шесть, – поправил я.
– Черт, – сказал Пэдди, ухмыляясь и подзывая официанта. – Когда же я обману хоть одного легавого?
До сих пор он обманывал всех – он ни разу не ночевал в тюрьме. Прейс Кардиган раздела до нитки пятерых молодых людей в Филадельфии. Мы с Даном Мори поймали ее, но потерпевшие не захотели давать показания, и ее выпустили. Девчонке шел тогда двадцатый год, но она была уже ловкой мошенницей.
Посреди зала одна из артисток Лароя запела: «Скажи, чего ты хочешь, и я скажу, чего я дам.» Пэдди долил джину в стаканы с имбирным ситро, принесенные официантом. Мы выпили, и я дал Пэдди клочок бумаги, где были карандашом написаны фамилия и адрес.
– Горячка-Мейкер просил передать, – объяснил я. – Вчера его видел на Фолсомской даче. А это будто бы его мать, просил тебя заглянуть к ней – не нужно ли ей чего. Как я понимаю, это значит, что ты должен отдать ей его долю с последнего вашего дела.
– Ты меня обижаешь, – сказал Пэдди, пряча бумажку и снова извлекая из-под стола бутылку джина.
Я опрокинул второй стакан и подобрал уже ноги, налаживаясь домой. В это время с улицы вошли четверо новых посетителей. Узнав одного, я остался сидеть. Он был высок, строен и наряжен во все, что полагается иметь на себе хорошо одетому человеку. Остроглазый, остролицый, с тонкими, как лезвия, губами и остроконечными усиками – Бритва Вэнс. Я удивился: что он делает в пяти тысячах километров от своих нью-йоркских охотничьих угодий? Пока я дивился, я повернулся к нему затылком, сделав вид, будто слушаю певицу, которая пела теперь посетителям: «Стать бы мне бродягой». За ней, в углу, я заметил другую знакомую личность из другого города – Фарта Джима Хакера, круглого и румяного детройтского бандита, дважды приговоренного к смерти и дважды помилованного.
Когда я снова принял нормальную позу, Бритва Вэнс и трое его товарищей уже расположились за два стола от нас. Он сидел ко мне спиной. Я оглядел его соседей.
Напротив Вэнса сидел молодой великан, рыжий, голубоглазый, румяный, с красивым – на свирепый и грубый манер – лицом. Слева помещалась смуглая девушка с бегающими глазами, в понурой шляпке. Она беседовала с Вэнсом. Внимание рыжего гиганта было приковано к четвертой персоне. Она того заслуживала.
Она не была ни высокой, ни низкой, ни худой, ни пухлой. На ней была черная косоворотка с зеленой вышивкой и серебряными штучками. На спинке ее стула висело черное манто. Лет около двадцати. Глаза у нее были синие, рот алый, зубы белые, локоны, видневшиеся из-под черно-зелено-серебряной шляпки, – темно-каштановые; и был у нее носик. Словом, если не воспаляться из-за деталей, она была миленькая. Так я и сказал. Пэдди Мексиканец согласился: «Ничего»; а Анжела Грейс предложила мне подойти и сказать О'Лири, что она мне нравится.
– О'Лири – это большой? – спросил я, сползая на стуле так, чтобы протянуть ногу между Пэдди и Анжелой. А кто его красивая подруга?
– Нэнси Риган, а та – Сильвия Янт.