– Я... тебя... знаю? – выдавил он. – «Континентал»... Нью-Йорк?
– Да.
– Не мог... вспомнить... у Лароя... с Рыжим?
– Да, – сказал я. – Взяли Рыжего, Флору, Окуня и деньги.
– А Папа... до... пуло...са... нет.
– Папа до чего? – переспросил я, и спина у меня похолодела.
Он приподнялся на сиденье.
– Пападопулос, – выговорил он из последних сил. – Хотел... пристрелить его... уходит с девушкой... легавый поспешил... жалко...
Слова в нем кончились. Он содрогнулся. Смерть уже стояла в его зрачках. Врач в белом хотел протиснуться мимо меня в машину. Я оттолкнул его и, нагнувшись, схватил Вэнса за плечи. Затылок у меня оледенел. В животе было пусто.
– Слушай, Вэнс, – крикнул я ему в лицо. – Пападопулос? Старичок? Мозги шайки?
– Да, – сказал Вэнс, и последняя капля крови вышла из него с этим словом.
Я уронил его на сиденье и отошел.
Конечно! Как же я не сообразил? Старый мерзавец – если бы не он, при всем его испуге, был главной пружиной, смог бы он так ловко сдать мне остальных, по одному? Их загнали в угол. Либо погибнуть в перестрелке, сдаться и кончать на виселице. Ничего другого им не оставалось. Полиция схватила Вэнса – он мог сказать и наверняка сказал бы, что Пападопулос был атаманом, и ни возраст, ни хилость, ни маска прислужника не помогли бы старому хрычу выкрутиться на суде.
А я? Мне тоже ничего не оставалось, как принять его условия. Иначе – конец. Я был воском в его руках, его сообщники были воском. Он списал их также, как они помогли ему списать других, а я отпустил его на все четыре стороны.
Теперь я могу искать его, могу перевернуть город вверх дном – я обещал только выпустить его из дома, – но...
Что за жизнь!
106 тысяч за голову
"$106,000 Blood Money". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в мае 1927 года. Составляет дилогию с рассказом "Большой налет". Переводчик В. Голышев.
– Я Том-Том Кери, – с растяжкой сказал он.
Я кивнул на кресло возле моего письменного стола и, пока он подходил, прикинул, с кем имею дело. Высокий, широкоплечий, широкогрудый, узкий в поясе, он весил, пожалуй, килограммов восемьдесят пять. Смуглое лицо его было твердым, как кулак, но ничто в нем не говорило о дурном характере. Синий костюм на нем был хороший и сидел хорошо.
Усевшись, он завернул в коричневую папиросную бумагу заряд табака и объяснил
– Я брат Пэдди Мексиканца.
Я решил, что это, возможно, правда. По масти и повадкам Пэдди был похож на гостя.
– Значит ваша настоящая фамилия – Каррера, – обронил я.
– Да. – Он раскурил самокрутку. – Альфредо Эстанислао Кристобаль Каррера, если желаете подробнее.
Я спросил его, как писать «Эстанислао», записал на листке, добавив: «Он же Том-Том Кери», вызвал Томми Хауда и попросил, чтобы в архиве посмотрели, нет ли у нас чего на эту фамилию. Томми ушел с листком, а смуглый человек с растяжкой проговорил в дыму:
– Пока ваши люди раскапывают могилы, я объясню, зачем пришел.
– Нескладно как Пэдди погиб, – сказал я.
– Такие доверчивые долго не живут, – объяснил его брат. – Но такой уж он был человек... последний раз я видел его четыре года назад, тут, в Сан-Франциско. Я тогда вернулся из экспедиции в... не важно куда. Короче, я сидел на мели. Вместо жемчуга привез из поездки только пулевой шрам на бедре. А Пэдди был жирный, только что нагрел кого-то на пятнадцать тысяч. В тот день, когда мы встретились, он собирался на свидание и опасался тащить с собой такие деньги.
Том-Том Кери выдул дым и мягко улыбнулся, мимо меня, своим воспоминаниям.
– Такой уж он был человек. Верил даже родному брату. А я в тот же день уехал в Сакраменто, оттуда – поездом на восток. Одна девочка в Питтсбурге помогла мне истратить эти пятнадцать тысяч. Лорел ее звали. Любила запивать ржаное виски молоком. И я с ней пил, покуда внутри у меня все не свернулось – на творог с тех пор смотреть не могу. Так, значит, за голову этого Пападопулоса назначили сто тысяч?
– И шесть. Страховые компании предложили сто тысяч, ассоциация банкиров – пять и город – тысячу.
Том-Том Кери бросил окурок самокрутки в плевательницу и начал монтировать новую.
– А если я вам его поставлю? – спросил он. – Куда и как разойдутся деньги?
– Здесь они не застрянут, – уверил я его. – Сыскное агентство «Континентал» наградных не берет и служащим брать не позволяет. Если полиция примет участие, они захотят долю.
– Но если нет, все – мои?
– Если возьмете его без посторонней помощи или только с нашей помощью.
– Возьму. – Он сказал это небрежно. – Так, с арестом ясно. Теперь насчет суда. Если его возьмут, это точно, что он там не отмажется?
– Должно-то быть точно, но он ведь предстанет перед присяжными, а тут все может случиться.
Мускулистая коричневая рука с коричневой сигаретой ответила на это беспечным жестом.
– Тогда, пожалуй, надо получить у него признание до того, как я его притащу, – предложил он не задумываясь.