Сотрудник ЧК

- Та-ак. - Брокман, все еще заметно прихрамывая, подошел к окну, прислонился к подоконнику. - Странно, - проговорил он. - Невеселая картина. Я вот заметил: когда человек слишком быстро признает свои ошибки, это либо трус, либо предатель. Сиди! - прикрикнул он на вскочившего Алексея. - Получай, что заслужил! И без истерик мне тут! - добавил он, хотя Алексей не проронил ни одного слова.

Алексей опустился на стул и так закусил губу, что почувствовал во рту солоноватый привкус крови.

«Так и надо! - подумал он. - Так и надо!…»

Брокман молчал долго, очень долго, и грозным казалось Алексею это молчание. Он даже; вздрогнул, когда председатель ЧК вдруг засмеялся. Да, Брокман засмеялся, негромко, неумело, будто покашливая.

- Чудак ты, парень! - проговорил он. - Его тут оговаривают, а он туда же! Виноват, раскаялся!… Ты каяться не спеши! Докажи, объясни, какие у тебя были планы! Ошибиться - не беда… если ты честный человек. Конечно, упустил Крученого - что ж хорошего. Напутал кое-где, не использовал всех возможностей - тоже есть. Но все-таки сделал порядочно, так и скажи!… А Воронько - большая потеря. Прозрачной души был человек. Большая потеря… - Он помолчал, приспуская брови на глаза. - Надежней трудно найти. Книги любил… Мечтал после войны учителем стать. Образования у него никакого, говорил, учиться будет. А ведь ему за сорок… - Брокман подошел, прямо посмотрел Алексею в глаза. - Ладно, Михалев, иди, работай. А насчет сестры не беспокойся, это ничего…

Алексей не понял, что он хотел сказать последней фразой, но Брокман смотрел на него с таким простым человеческим неслужебным пониманием, что его окатила горячая облегчающая волна благодарности к этому суровому человеку, и что-то напряженно задрожало в груди - вот-вот сорвется…

Странный этот разговор стал ему понятен вечером. Ясность внес Федя Фомин.

- Лешка, ты здесь? Чего расскажу! - возбужденно возвестил он, заскочив в комнату. - Я еще утром хотел, так на операцию послали. Между прочим, сегодня самолично проводил обыск у одного адвоката. Вот где книжек, мать честная! Три стенки - и все книжки, книжки, убей меня на месте, не вру!…

Рассказал он следующее.

Утром, когда Алексей провожал Екатерину, Федя принес Брокману какие-то бумаги и застал у него Илларионова, который в непочтительных тонах поминал Михалева. Федя скромненько присел у двери, решив вступиться за друга, если понадобится.

Будучи человеком самолюбивым, Федя более всего боялся брякнуть что-нибудь невпопад, чтобы не подумали, что он не разбирается в самых сокровенных глубинах чекистского дела, и потому, когда Илларионов крыл Михалева за неправильное ведение операции в Алешках, он молчал. К тому же было видно, что доводы Илларионова производят на Брокмана слабое впечатление.

- Брокман ему говорит: у меня, говорит, другая информация! - рассказывал Федя. - Мне, мол, Величко все представил в ином свете, и я считаю, что Михалев - способный оперативник. Так и сказал: молодой и способный. Сознаешь?

- Ну, ну.

- А Илларионов, гад, опускает губу ниже подбородка, вот так, и говорит: способности, мол… Как это он сморозил? Ах, черт, забыл! У него словечки - язык вывернешь. Словом, в том смысле, что бабушка надвое гадала. И вы, говорит, товарищ Брокман, совсем зазря даете ему такую веру, потому что один из самых сволочей в том заговоре - близкий/ родственник Михалева, муж его родной сестры, и сестрица, верно, того же поля ягода, ее надо притянуть, как соучастницу, а Михалев ее, совсем наоборот, покрывает и даже, пока мы здесь разговариваем, отправляет подальше с глаз, чтобы не было против него улик! Ну, тут, Лешка, я ему дал! Не посмотрел на Брокмана! Язва, ты говорю, товарищ Илларионов, а не чекист! Лешка тебя переплюнул, так тебя завидки берут и за кишки дерут! А за то, что ты его хаешь, так надо бы намять тебе скулы, как последнему гаду!…

Федя несколько преувеличивал. Он действительно не сдержался, услышав поклеп на друга, но выразил это не в такой определенной форме, как рассказывал. Он просто забормотал, краснея и заикаясь от волнения: «Что же это он!… Товарищ Брокман, что это он такое говорит!… Скажите ему! Да Михалев!… Это же свой, Михалев!…»

Брокман велел ему сесть на место и помалкивать, пока не спросят, и обратился к Илларионову:

- Тебе известно, кто задержал родственника Михалева?

- Конечно. Храмзов. Вскоре после того, как этот тип привез Федосовой взрывную машину затяжного действия.

- Федя, найди-ка Храмзова, он только что у меня был, - сказал Брокман, - пошли сюда.

Когда приведенный Федей Храмзов в очередной раз доложил, как задержали Глущенко, разговор был исчерпан.