Сотрудник ЧК

– Спал, сучья морда, на посту спал! – орал кто-то, должно быть главный, и крыл часового густым и свирепым матом.

– Та ни, не спав я, убий бог!.. – оправдывался тот. – Дывись, яку воны мени гулю насадылы!..

– Ото я зараз покажу тоби гулю!.. – И звучали удары.

Часовой кряхтел и пытался что-то доказать.

– Стой-ка!.. (Алексей узнал голос Маркова.) Пусти его, после посчитаемся! А вы… – это относилось к толпившимся вокруг бандитам, – живо по дворам! Обшарьте каждый уголок!

Не сговариваясь, Воронько и Алексей попятились к распахнутым воротам, заползли во двор и, поднявшись на ноги, побежали к плетню, отделявшему огороды.

Все могло обойтись благополучно, если бы им удалось незамеченными перемахнуть через плетень. Но во дворе Алексей опрокинул свиное корыто, поскользнулся в разлитом пойле и упал, а когда поднимался, на него, давясь от озверелого лая, набросилась дворовая собака. Он отшвырнул ее, но она снова вцепилась в брюки. Волоча ее за собой, Алексей достиг плетня. Но время было уже упущено.

В воротах появились бандиты.

Воронько был уже на огороде. Он закричал:

– Прыгай!

И когда Алексей перевалился через плетень, Воронько метнул во двор гранату и следом за ней вторую…

Потом они бежали по огородным грядкам, по жесткой стерне хлебного поля…

Пули посвистывали вокруг. Сзади, вопя, топали бандиты…

Кустарник на опушке впивался в лицо, в руки, в одежду твердыми жалами колючек. Они продрались сквозь него, и лес принял их в свою спасительную черноту…

ОБРАТНАЯ ДОРОГА

– Меня, кажись, зацепило, – сказал Воронько.

Они быстро шли по лесу, торопясь выбраться из него до рассвета. Лес был невелик. Утром конные бандиты окружат его, и тогда уйти будет трудно.

По дну той самой балочки, по которой они днем обходили хутор, чекисты достигли проселочной дороги на Алешки, но, едва приблизились к ней, услышали конский топот и взяли в сторону. Лес скоро кончился. Некоторое время они шли полем, пересекли сухой овраг, снова шли полем и наконец углубились в какую-то небольшую редкую рощицу. Здесь можно было считать себя вне опасности,

– А меня-то зацепило, слышь, Алексей, – повторил Воронько.

Последнюю треть пути он шел тяжело, сгорбившись, подняв плечо, и как-то неловко левой рукой прижимал к телу правый локоть. Алексею бандитская пуля слегка оцарапала шею. Ранка побаливала, и Алексей молчал, сердясь на Воронько за случившееся. Не вздумай тот отсиживаться в бурьяне, возможно, им все-таки удалось бы прикончить Маркова…

Воронько сказал в третий раз:

– Зацепило меня. – Помолчав, добавил: – Сядем-ка, Леша, посмотреть бы надо… Что-то не пойму… – и вдруг покачнулся, схватился за дерево и, с сухим хрустом шелуша ладонями кору, сел на землю.

Алексей испугался. Только сейчас он сообразил, что такой человек, как Воронько, не станет жаловаться, да еще трижды повторять свою жалобу, без очень серьезных к тому оснований.

– Что, Иван Петрович? – спросил Алексей, наклоняясь к нему.

Воронько, прислонясь лбом к дереву, дышал с хрипом, и казалось, будто каждый вздох стоит ему огромных усилий.

– Иван Петрович!

Воронько проговорил, отдыхая после каждого слова:

– Глянь-ка… Алексей… чего… у меня… тут… – он указал на свое правое плечо. – Серники есть?.. У меня возьми… в кармане…

Распахнув ворот гимнастерки, Алексей увидел при свете спички, что тельняшка Воронько черна от крови. Он попытался стащить гимнастерку.

– Режь! – сказал Воронько. – Руки не подниму… Плевать…

Перочинным ножом Алексей распорол гимнастерку и тельняшку до пояса. Пальцами шаря по выпуклой, липкой от крови груди товарища, чуть ниже ключицы нащупал рваные края ранки.

Разодрав рубаху на полосы, Алексей туго забинтовал Воронько плечо. Потом кое-как натянул распоротую гимнастерку.

– Идти сможете? – спросил Алексей.

– Смогу, чего там…

И, с помощью Алексея поднявшись на ноги, он действительно прошел еще метров двести по мягкому изволоку, сам спустился в овраг и только здесь, услышав где-то вблизи журчание ручья, виновато сказал:

– Леша, водички бы мне… – и сел на землю. Когда Алексей, по плеску найдя ручей, в фуражке принес воды, Воронько лежал на боку, согнув ноги и прижавшись щекой к траве. Воду он выпил жадно, мокрой фуражкой отер лицо и горло и снова лег.

Теперь он дышал часто и коротко, словно тугая повязка мешала ему глубоко вздохнуть.

– Туго, Иван Петрович? – вздрагивая от острой жалости к нему, спросил Алексей. – Может, ослабить?

– Ничего… Слышь, Алексей… – Воронько нашел его руку, слегка притянул к себе. – Ступай в Алешки один… Вернешься с телегой… А я здесь подожду…

– Куда! До Алешек все двадцать верст!

– До утра дойдешь…

– Не оставлю я вас тут! – сердито сказал Алексей. – Черт его знает, что там, в Алешках. Наши уехали. Может, там белые!

– Иди, Леша… Иди, говорю!..

Алексей сел на траву, кулаками сдавил виски.