Сотрудник ЧК

На фонарных столбах уже белели «Обращения германского командования ко всем жителям города Херсона». Доводилось до сведения, что глава вновь созданного городского самоуправления представитель партии социалистов-революционеров господин К. дал командованию доблестных немцев заверения в полном спокойствии жителей города на все время пребывания в нем австро-германских войск. Далее говорилось, что немцы пришли сюда как друзья и потому в своем стремлении навести порядок они не остановятся ни перед чем. Прежде всего жителям Херсона надлежало в течение суток сдать все имеющееся у них оружие. Кроме того, запрещалось хождение по улицам позже девяти часов вечера. За нарушение любого из этих условий — расстрел.

Возле листовок собирались кучки обывателей. В одной из них разливался певучим южным говорком худенький, пестро одетый человек в плоской соломенной шляпе канотье:

— Я вам скажу, что это совершенно логично, господа! Они освободили нас от угнетателей, так они хотят, чтобы им было спокойно. Они вам сделают порядок, будьте уверены!

— Оккупационный порядок! — заметил кто-то Худенький господин затрепыхал в воздухе руками в кремовых перчатках.

— Ай-яй, как мы обожаем красивые слова! Оккупационный порядок, оккупация!.. Перестаньте говорить глупости! В немецкой оккупации для интеллигентного человека больше свободы, чем во всем вашем большевистском раю!..

Лешке не удалось дослушать этот спор, потому что в конце улицы неожиданно раздались крики. Сверху, с висячего балкона дома, радостно сообщили:

— Поймали! Большевика поймали!

Стоявший на балконе мальчишка заныл, суча ногами от восторга и нетерпения:

— Ой, пусть их приведут сюда! Ой, я хочу посмотреть!..

Дебелая дама одергивала его:

— Не прыгай, упадешь вниз! Их приведут, приведут, ты все увидишь!..

Толпа повалила навстречу арестованным, и Лешка побежал вместе со всеми.

Немцы вели трех человек: молодого парня в синем пальто, на котором висели клочья мочала, и двух фронтовиков в мокрых до нитки шинелях. Сразу же стало известно, что фронтовиков взяли в порту, где они скрывались под настилом угольного пирса, сидя по горло в воде, а парня нашли на чердаке одного из домов.

Чинная толпа обывателей преобразилась на глазах. Арестованным кричали:

— Попались, сволочи, большевики проклятые!

— Кончилось ваше царство!

— К стенке их!

— Дайте их нам, мы сами рассудим!..

Толстая женщина в розовом капоре, встряхивая рыхлыми щеками, пронзительно выкрикивала одно и то же слово:

— Мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы!..

Фронтовики затравленно озирались. Один был высокий, рябой, обросший черной щетиной; другого Лешка знал: он видел этого низкорослого быстроглазого солдатика в Союзе фронтовиков. Сейчас тот шел согнувшись, припадая на левую ногу, и поминутно сплевывал на землю красную слюну из разбитого рта. Кто-то сшиб с него папаху, мокрые волосы челкой упали на лоб, и от этого он казался совсем мальчишкой. Штатский как-то по-птичьи, рывками, вертел головой и жалобно бормотал:

— За что, люди добрые? За что караете! Посмотреть только залез на тот чердак, святой истинный крест, посмотреть… Помилуйте, голубчики, невиновный я!..

На углу Суворовской и Потемкинской арестованных поставили лицом к стенке. Шагах в десяти от них построилось отделение немецких солдат.

В толпе нашлось несколько сердобольных. Делегация, состоящая из учителя гимназии Чумичина, какого-то заезжего студента и длинноносой энергичной дамы, обратилась к немецкому офицеру, прося помиловать штатского парня. Ведь могло оказаться, что он и действительно ни при чем.

Офицер с недовольным видом подошел к нему,

— Zeige die Hende![2]

— Руки покажи, — перевел студент.

Плохо понимая, что от него хотят, парень протянул руки. У него были плоские ладони, покрытые задубевшими буграми мозолей; чернела въевшаяся в кожу металлическая пыль. Парень был рабочим, и этого оказалось достаточно…

Офицер пожал плечами, как бы говоря: «Ничего нельзя сделать, господа», — и крикнул солдатам:

— Achtung![3]

Лешка не стал больше смотреть. Работая локтями, он вырвался из толпы и бросился прочь от этого места. Когда раздался залп, ему показалось, что это в него, в голову, в грудь, в самое сердце ударили пули…

Он остановился только на Купеческой, где было тихо и пустынно, как в прежние дни.

ПРОЩАНИЕ

В доме на Купеческой, как впоследствии узнал Лешка, находился херсонский подпольный губком партии. Высокая молчаливая хозяйка, которой Лешка сказал пароль, отвела его в просторный подвал. Здесь было человек пять. Некоторых Лешка встречал и раньше на митингах и в штабе фронтовиков.

С ним разговаривал узкоплечий, большеносый человек. Расспросив Лешку о Силине, он сказал, что ночью губком будет переправлять через Днепр в плавни застрявших в Херсоне партизан. В рабочий поселок, что в Военном Фортштадте, придут баркасы из Голой пристани. Туда и надо пробраться, когда стемнеет. На прощание он просил передать Силину привет от Захара— так его звали.