Следующий дом был угловым. Его окружал глинобитный забор, усаженный острыми бутылочными осколками. У широких ворот не хватало одной створки, и, проходя мимо, Алексей увидел во дворе молодую женщину в рваной старушечьей кофте. Покраснев от натуги, она старалась поднять вторую створку, лежавшую на земле.
Он заскочил во двор и, прежде чем женщина успела возразить, легко поставил тяжелую створку на попа.
— Фу-ты! — вздохнула женщина, удивленно разглядывая его. — Спасибочко!
— Не на чем. Дальше чего?
— Ничего не надо, я сама!
— Дальше чего, опрашиваю?
— Да вот, навесить хотела…
Он приподнял створку, протащил несколько шагов и прислонил к стойке ворота.
— «Навесить хотела»! — насмешливо сказал он. — Тут для мужика потная работенка, не то что для тебя, А зачем снимала?
— Да разве ж это я! Их еще при Деникине поломали. А мужика нет, починить некому, вот и взялась. Нынче много лихого народу ходит, без ворот никак невозможно. Я и досточек раздобыла по случаю.
Алексей постучал кулаком по прибитым ею доскам—они легко отошли от поперечного бревна.
— Починила, — покачал он головой. — Одно название, что ворота. Ну-ка, дай топор…
На женщину подействовала его уверенная повадка и грубовато-снисходительный тон. Она протянула ему топор, виновато бормоча:
— Привычки-то нет. Нелегкое все-таки дело…
Алексей выпрямил гвозди, погнутые ее неумелыми руками, и заново приколотил доски. Потом навесил створку. Пришлось положить камень под один конец створки, а затем, приподняв другой край и держа его на весу, попасть ржавой петлей на стерженек. Алексей взмок, пока ему это удалось.
Хозяйка суетилась вокруг, пыталась помогать, и из ее отрывочных восклицаний Алексей узнал, что муж ее вот уже два года воюет и что она живет с трехлетним ребенком и полоумной старухой свекровью. Работая, Алексей осмотрел все вокруг и понял, что лучшего места для наблюдения за живущей по соседству Дунаевой ему не найти. Ее двор, отделенный плетнем, был виден отсюда как на ладони: позади чистенького, свежевыбеленного дома стоял сарай с навесом для сена, а за ним находился такой обширный огород, что кончался он у другого дома, выходящего в соседний переулок. Ни заборчика, ни канавки, разделявших участки, Алексей не видел.
Наконец ворота были навешены, и Алексей отер лоб.
— Вот и вся недолга. Теперь тут как в турецкой крепости. А петли можно смазать, чтоб не скрипели.
— Смажу, спасибо за помощь, это уж я сама!
Алексей огляделся.
— Может, еще какая работа есть, хозяйка?
— Как не быть! Как не быть! Я-то одна, в хозяйстве мужская рука требуется. Да где ее взять? Нанять-то не на что…
— Это ничего! — сказал Алексей. — Сочтемся. Кормить будешь? За харчи я взялся бы.
— Да ты сам-то кто? — опросила женщина.
— Я из Одессы, — ответил Алексей.
Он наскоро сочинил историю о том, как работал матросом на рыбацком дубке и как товарищи оставили его, заболевшего тифом, здесь в больнице. Скоро, говорят, фронт отодвинется, и тогда рыбаки должны снова прийти в Херсон и забрать его с собой. А пока надо как-нибудь перебиться…
— Покормить, конечно, можно, — сказала женщина. — Что сами будем есть, то и тебе дадим. Не осуди, ежели не густо покажется.
— Что не густо, не беда, — весело произнес Алексей, — главное, побольше! Как у нас говорят: нехай хлиба ломоток, лишь бы каши чугунок!
— Ну пойдем, — улыбнулась женщина. Алексей явно пришелся ей по душе.
Первым делом он взялся чинить крышу старенького сарая, в котором содержалась тощая однорогая коза и с чердака которого было удобно наблюдать за соседним двором. Он вытащил из сарая штабелек сухих жердей, заготовленных еще хозяином, и принялся крепить покосившиеся стропила. Если говорить честно, то необходимости в том не было: крыша держалась еще достаточно крепко. Но зато эта работа не требовала особенного умения, что было немаловажно. Женщина принесла Алексею пилу, ржавых гвоздей и ушла в дом готовить еду.
И вот отсюда, с чердака, Алексей увидел странную группу, двигавшуюся по Маркасовскому переулку. Она состояла из трех человек. Один из них, одетый в мешковатый сюртук с оторванной полой, имел большие пушистые усы. То был не кто иной, как сам Воронько. Его спутника, человека богатырского роста и сложения, тоже ни с кем нельзя было спутать: Никита Боденко. А между ними, вобрав голову, плелся Владислав Соловых. Вот этого узнать было нелегко. На него напялили шинель и островерхий красноармейский шлем, один глаз завязали косынкой, из-под которой жалко торчал тонкий синеватый нос. Соловых вел чекистов в свое убежище…
Все трое быстро приближались.
«Куда они идут? — подумал Алексей. — Неужели к Дунаевой?»
Но группа прошла мимо.
«Странно, — размышлял Алексей. — Соловых привел чекистов именно сюда, в Маркасовский переулок. Значит, скрывался он где-то поблизости. Случайно это или нет?»
Спустя несколько минут Алексей увидел наконец ту, из-за которой, собственно, и подрядился в плотники.