Сотрудник гестапо

- И это было,- тихо, раздумчиво сказал Дубровский. Ему показалось, что Алекс осуждающе отнесся к его словам. «Быть может, это честный советский человек? Может, он случайно оказался на службе у немцев? Надо присмотреться к нему прощупать поосновательнее. И тогда… Как было бы хорошо! «Один в поле не воин»,- вспомнил он старую русскую поговорку.- Было бы прекрасно, ведь он же русский».

Маленькая надежда затеплилась в сознании.

- Не приспособлен я к скотской жизни,- перебил его мысли Потемкин.- Раскинул мозгами. И согласился служить у них. Даром, что ли, немецким владею?

- Теперь не сожалеете?

- А чего сожалеть? Ихняя верх взяла. А вы как считаете?!

- Кто его знает, как дальше сложится. Поживем - увидим. Однако, потерявши голову, по волосам не плачут. Oбpaтного пути у нас с вами нет.

- И то правда,- глухо отозвался Алекс.

- Скажите, а что представляет собой ваш шеф?

- Дылда? - многозначительно произнес Алекс.- Это, насколько я понял, отныне и ваш шеф.

- Да-да! Конечно. Только почему дылда?

- За длинный рост солдаты его так прозвали. Ну и к подчиненным это перекинулось. Между собой мы его тоже так зовем…

За окном послышался громкий незлобный лай.

- Вон с любимым псом развлекается. Засиделась собака, пока его не было. А другим не разрешает подходить к ней. Да и возьмется ли кто?! Она у него, словно бешеная, на людей кидается. Только его и слушает.

- Так что он за человек? - повторил свой вопрос Дубровский.

- Обыкновенный немец. До войны, говорят, был сотрудником криминальной полиции в Берлине. Член партии национал-социалистов. Никому, кроме фюрера и своей собаки, не доверяет. Любит он этого пса, а еще пуще - баб. В одной Кадиевке больше десятка девок перепортил.

- А с подчиненными как?

- Поживете, поработаете - сами увидите. Если старание проявите - приживетесь, а нет - в лагерь может отправить.

- Придется постараться.

- А здесь работа не деликатная - руки кровью марать придется.

Дубровский насторожился.

- Что вы имеете в виду?

- Не прикидывайтесь. Не с девками же он с вашей помощью беседовать собирается. С ними он сам общий язык находит. В этом деле руки красноречивее слов бывают. А вот на допросах… Там не только языком, мускулами тоже работать надо,- многозначительно произнес Потемкин и после недолгой паузы добавил: - А люди кричат, да что там говорить, некоторые просто воют от боли.

- А если я откажусь?

- Попробуй откажись. Значит, кишка тонка. Такие Рунцхаймеру не нужны. Здесь таких не держат.

В сенях послышался топот, в дверь постучали.

Потемкин поднялся с кровати, крикнул, чтобы входили, и, подойдя к лампе, прибавил света. В дверях показался пожилой немецкий солдат. Переводя взгляд с Потемкина на Дубровского, он несколько замешкался, но потом решился и доложил Потемкину, что кровать и постель доставлены.

- Хорошо, побыстрее заносите в комнату! - распорядился тот.- Но сначала передвиньте этот шкаф.

Дубровский встал, шагнул к шкафу, намереваясь помочь, но Потемкин жестом остановил его:

- Нет-нет! Не надо. Сами справятся.

Солдат приоткрыл дверь, окликнул второго. Вдвоем они передвинули шкаф, внесли кровать и, поставив ее у стены, аккуратно застелили постель на соломенном тюфяке.

- Спасибо! - поблагодарил их Дубровский.

- Пожалуйста? Пожалуйста! - вразнобой ответили они, удаляясь из комнаты.

Когда их шаги окончательно стихли, Дубровский, как бы раздумывая вслух, негромко проговорил:

- Никогда не видел, чтобы немецкий солдат ухаживал за русским переводчиком.

- Привыкайте, господин Дубровский. В нашей команде свои порядки.

- Не вонимаю! Разве немцы уже не господа?

- Эти двое на время выбыли из господского сословия. Они арестованы за какой-то воинский проступок и предстанут перед судом. От нас зависит их дальнейшая судьба…

- Господин Алеке, не слишком ли много мы на себя берем?

- Нет, нет. Вы не совсем точно меня поняли. Их судьба зависит не от нас с вами, а от группы тайной полевой полиции, в которой мы с вами служим. От фельдполицайсекретаря Рунцхаймера, от фельдфебеля-следователя.

- Неужели у Рунцхаймера такие полномочия? Ведь по армейским понятиям он всего-навсего лейтенант.

- Этого лейтенанта побаиваются армейские генералы. Ему предоставлено право самолично выносить смертные приговоры. Конечно, к генералам и офицерам германской армии это не относится. Но проступки рядовых великой Германии Рунцхаймер разбирает сам и волен пресекать их по своему усмотрению, вплоть до расстрела. По делам же местного населения и говорить не приходится. Он и царь, он и бог. Хочет - казнит, хочет - милует.

- Да-а! Ничего не скажешь, права большие. А каковы же обязанности?

Потемкин метнул недоверчивый взгляд на Дубровского, прищурился и, глубоко вздохнув, молвил:

- Подробности у Рунцхаймера. Он сам берет подписку о неразглашении тайны, сам и посвящает в иезуиты святого ордена ГФП-721.