Сотрудник иностранного отдела НКВД

– Дорогая моя жена, когда начнется бунт, разбирать никто не станет. А потому очень важно не привлечь внимание толпы. Она пройдет по нашей улице и, если мы не привлечем внимание, то уйдет дальше. И всё, дай-то Бог, обойдется. А ежели не обойдется, то будем защищаться. Я на всякий случай заряжу все ружья. Но надеюсь, что, как говаривал у Пушкина капитан Миронов: «Бог не выдаст, свинья не съест». Так что, Зинушка с завтрашнего дня в школе занятия отменены. Будете все сидеть дома и вести себя тихо-тихо, дабы не привлекать ни чьего внимания. Понятно?

Зинушка и остальные сказали: «Понятно» и встревоженные разошлись по комнатам спать.

Еще за день до шахсей-вахсея ставни на окнах, даже тех, которые выходили во двор, закрыли, но в щелочку ставни единственного, выходящего на улицу маленького оконца чулана, был виден большой кусок улицы. Любопытная Зинушка, приметила эту щелку и решила подсмотреть шествие.

Гул многотысячной толпы, вопли, крики, грохот ударов был слышен задолго до появления людей. Гул нарастал постепенно, а потому, когда появились первые люди, она не испугалась.

Впереди неторопливо шел мулла и на фарси, медленно, но громко, почти крича, рассказывал о мучениях Хусейна. Зинушка отчетливо разбирала каждое слово. Чуть после, она увидела несколько человек, в цветастых одеждах. Они на носилках несли на плечах большой ящик. Потом в один длинный ряд шли еще несколько мулл. Среди них был и тот, который преподавал у неё в школе. Когда первый и, наверное, главный мулла замолкал, остальные начали читать молитву. Молитву подхватила толпа. «Ну и что, ничего особенного. Ничего страшного» – подумала Зинушка и в этот момент увидела множество раздетых по пояс окровавленных людей. Одни били себя многохвостыми плетками. Кровь летела в разные стороны при каждом взмахе. По бородам текли струйки крови. А они били себя и били. При каждом ударе эти люди стонали, вскрикивали от боли, поднимали головы к небу и молили Аллаха. У многих плеток в концы веревок были вплетены железные крючки. Эти крючки впивались в кожу и раздирали её. Из ран текла кровь, а они стонали, прославляли имама Хусейна и Аллаха. Кричали, что выполнят до конца данный обет и просили Аллаха исполнить их просьбы.

Толпа проходила мимо дома и Зинушке, глядя на этих изувеченных людей, от их крови, становилось страшнее и страшнее. Появились такие, у которых вместо веревок на плетках были цепи, на концах которых вделаны ножи или железные шары с шипами. Потом мимо окна стали проходить ряды полуголых, которые били себя по лбу железными палками. Лбы превратились в кровавое месиво, а они колотили и колотили себя. Некоторые вместо палок били себя по голове саблями. Зинушка от ужаса окаменела. Не могла шелохнуться. Страх сковал её тело. Она шептала: «Господи Иисусе, спаси и сохрани меня. Спаси и сохрани». А толпа шла и шла. Проходили страшные люди с продетыми сквозь кожу на груди и боках большими иглами, медными и железными кольцами, гвоздями. По черным от запекшейся крови телам стекала кровь. Пыль на дороге пропитывалась ей. Толпа месила кровавую грязь, брызги налипали на штаны, сползали по ним на дорогу, люди шлепали ногами и брызги снова взлетали вверх. Зинушка в полуобмороке сообразила, что вначале проходили те, которые истязали себя самыми мучительными способами, а теперь уже шли другие, не голые по пояс, а в рубахах. Эти, ударяли себя в грудь кулаками, вскидывали руки вверх и кричали, прославляя имама и Аллаха. Толпа была нескончаемой. Прошло неизвестно сколько, но, как её казалось, бесконечно много времени и на дороге появились обыкновенные нарядно одетые люди. Они размахивали руками, кричала молитвы или прославляли имама Хусейна. С такими персами, Зинушка встречалась каждый день. Только в глазах у этих было какое-то безумие. Они шли зачарованные, вскидывали руки, кричали, били себя в грудь. Это повторялось и повторялось. У Зинушки закружилась голова, стало невыносимо плохо. Она хотела отойти от своей щелки, но не могла. Ноги не двигались. Будто приросли к полу. Вдруг, несколько одетых в белые рубахи мужчин подбежали к падавшему от изнеможения бородачу, хлеставшему себя, выхватили у него плеть с цепями, разорвали свои рубахи и начали хлестать себя. Их тела мгновенно покрылись ранами, брызги полетели в стороны. Они как безумные заорали и побежали к началу толпы. Это случилось совсем рядом со щелкой в ставне. Зинушка видела их обезумившие глаза, видела, как крюки на конце цепи раздирают кожу, из неё вылетает кровь и летит в щелку, в её лицо. Зинушка оцепенела. Показалось, будто она не в доме, а там, на улице, среди обезумившей толпы, что кровь заливает её лицо, течет по телу, а саму её, маленькую беззащитную, хлещут плетью страшные бородатые дядьки. От ужаса и боли она упала на пол. Потеряла сознание. Когда очнулась, улица была пуста, шум толпы доносился откуда-то издалека. Потом стих. Зинушка хотела встать, но снова потеряла сознание.