Социализм для джентльменов

Это был несколько грубый прием; но уже много веков, как большое количество людей пользуется им, чтобы уложить в своей голове факты, так чтобы можно было логически размышлять о них. Безусловная и сама собой понятная действительность и достаточность этого руководства казалась когда-то очень умным людям совершенно простой и верной, как теперь кажется простой и верной действительность закона тяготения и эволюции; и нет ни малейшего разумного сомнения в том, что тяготение и эволюция будут в один прекрасный день казаться такими же странными и детскими, каким кажется Дарвину вышеприведенное четверостишие.

Теперь у нас собраны все те условия, при выполнении которых наука на современной стадии человеческого развития может быть переварена широкой народной массой. Если науку нельзя вдолбить людям в голову, как вдалбливают детям таблицу умножения, то ей следует придать или художественную или религиозную форму для того, чтобы возбудить симпатии в народе и приковать его внимание. И если за симпатией и интересом следует интеллектуальное любопытство, тогда за драмой должна следовать теория, чтобы люди так же могли думать о науке, как они ее чувствуют и представляют себе.

Теперь никто не будет оспаривать того, что если в настоящее время социализм желает привлечь серьезное внимание, он должен выступать как политическая наука, а не как догма чувства. Во всяком случае социализм строится на догме чувства, без которой он не имеет никакого значения и совершению бесцелен. Но так уж обстоит дело со всеми современными демократически политическими системами.

Американское толкование системы настойчиво утверждает, что всякий человек имеет естественное право на жизнь, свободу и на погоню за счастьем. Это обычное выражение того факта, что демократическая, политическая система должна исходить из предположения абсолютно догматического, неразумного, ничем не оправдываемого, безответственно, коротко говоря «естественного» решения со стороны каждого гражданина, жить, действовать и говорить, как ему это нравится, и применять свои силы таким образом, чтобы своим собственным путем добиться счастья. Проповедники морали неоднократно доказывали, что если оценивать жизнь на разумном основании сравнения ее радостей с ее горестями, заботами и трудом, то не стоит и жить. Тори доказали и могут еще доказать, что рабы купили себе свободу за несоответственно высокую плату, а именно лишившись, в обмен за эту свободу, обеспеченного содержания, хорошего управления, мира, порядка и спокойствия.

Философы обратили наше внимание на то, что стремление к счастью является наиболее печальным из всех стремлений и что счастье никогда не находилось иначе, как на пути к какой-нибудь другой цели. Рассудок всякого человека согласен с этими положениями, а воля каждого человека вполне игнорирует их. Человечество в этих вещах безрассудно; и мы ясно подтверждаем это безрассудство, когда мы претендуем на то, что мы называем, естественными правами, и когда мы агитируем за политическое признание этих прав, как за нечто само собой разумеющееся, и когда мы претендуем на то, чтобы с этими правами считались при всяком законодательстве, и чтобы все было направлено на их практическое выполнение и расширение. Всякий политический документ, в котором эти права выражены ясно и определенно, как бы он ни был недействителен на практике, превращается в исторический пограничный камень. Такими пограничными камнями являются, например, Великая Хартия, билль о правах, Хабеас – корпус и американская конституция. Происшедшее, в конце концов, при объявлении независимости, признание «естественных прав», несмотря на то, что эти права фактически не распространились на женщин и негров, было для всякого официальным утверждением современной демократии на прочном догматическом фундаменте.