Правящая элита страны, по мнению сторонников Герцена и Бакунина, представляла собой касту «русских немцев» и «немецких русских». Первые, по мысли народников, немцами рождались, вторые становились. Немец для народников – это не столько этническая характеристика, сколько, так сказать, «состояние души». К немцам они относили всех сторонников государственной дисциплины, имперского могущества и сословной иерархии. И наиболее ярким примером «немца» в их представлении был Алексей Андреевич Аракчеев – этот «анфан террибль» всех либералов и революционеров, «ужасный крепостник и мучитель русского мужика».
На самом же деле Аракчеев являлся выдающимся государственным деятелем. Именно он провел в начале XIX века коренную реорганизацию русской армии, в ходе которой была введена дивизионная организация и создана должности дежурного генерала. Особенно улучшилось положение самого передового тогда рода войск – артиллерии. Собственно говоря, в отдельный род ее превратил именно Аракчеев. Он свел артиллерию в роты и батареи, усовершенствовал технологию изготовления оружия (так, были уменьшены размеры лафетов и калибров), повысил эффективность функционирования арсеналов, создал Артиллерийский комитет и стал издавать «Артиллерийский журнал». Зимой 1909 года, во время Финляндской кампании, Аракчеев сыграл важнейшую роль в ее активизации, инициировав переход русских войск по льду Ботнического залива на шведский берег.
До сих пор (причем, и в патриотической среде) на Аракчеева возлагают вину за создание печальной памяти военных поселений. Однако, исторической наукой давно уже доказано, что он был против этой затеи Александра I и, вместе с Барклаем-де-Толли и Дибичем, приложил множество усилий, чтобы отвратить от нее Государя. К сожалению, это не удалось, и Аракчеев стал курировать военные поселения вынужденно, получив соответствующее Высочайшее распоряжение.
Показательно, что «крепостник» Аракчеев в 1818 году предложил царю выкупить помещичьи имения по добровольно установленным ценам с тем, чтобы «содействовать правительству в уничтожении крепостного состояния людей в России». «Мракобес», он основал полторы сотни начальных училищ и первую в нашей стране учительскую семинарию.
Таков был ужасный «немецкий русский». А вот кое-что интересное о «русском немце» – главном жандарме России Александре Христофоровиче Бенкендорфе, которого, как и Аракчеева, наши освобожденцы всегда выставляли ужасным злодеем и носителем «реакционного пруссачества». Подобно Аракчееву, этот «реакционер» и «палач» выступил в 1838 году за отмену крепостного права. В начале 40-х он проявил себя горячим сторонником строительства железных дорог в России, против которого выступало большинство царских министров. Бенкендорф был инициатором создания бесплатных больниц для чернорабочих Петербурга и Москвы. Он же стал во главе особой комиссии по улучшению жилищных условий петербургских рабочих и много сделал на этом посту. И тем не менее, стараниями наших «освобожденцев», в историю Бенкендорф вошел как «душитель свободы».
У нас, вообще, как-то принято безмерно ужасаться крепостнической Россией. Между тем, тут все гораздо сложнее, чем рисовалось революционной, а затем и советской пропагандой.
Само крепостное право и возникло-то как историческая неизбежность. Его ввели с целью организовать великорусское крестьянство, стремительно расползающееся по нашим огромным просторам. Не будь крепостного права, и централизация стала бы невозможной. К тому же до XVIII в. крестьянин был прикреплен не к личности владельца, а к земле. Безусловно, прикрепление мужиков к личности владельца было громадной ошибкой, но масштабы этой ошибки все-таки явно преувеличены. Например, и по сию пору господствует ошибочное представление о том, что все крестьянство было крепостным. А между тем ревизская перепись, осуществленная в правление Николай I показала – крепостные составляли 49 % от всех крестьян. Остальные мужики были либо вольными хлебопашцами, либо входили в категорию государственных, монастырских, экономических и т. п. крестьян, чье положение мало чем отличалось положения свободных.