Социализм с русским лицом

Тут надо сказать, что сам либерализм, в его прозападной версии, был всего лишь продуктом капитализации русского традиционного строя. Западное влияние только ускорило процесс создания такого либерализма. И, конечно, все началось задолго до Александра II и Александра III. Российские верхи вошли в искус капитализмом еще в XVIII веке. Если внутри крестьянского «мира» верхи поддерживали «социализма», то их собственное отношение к российскому крестьянству часто попахивало капитализмом. Но это стало возможными потому, что элита вознамерилась ограничить (а то и отменить) «социалистическое» самодержавие.

Ее истоки следует искать в дворянских революциях XVIII века. После смерти Петра I страну неоднократно сотрясали перевороты, устроенные гвардией. По сути, они были некоей формой ограничения монархии. На Западе таковой формой являлся парламентаризм, однако, на русской почве он долго не хотел прививаться. Причиной тому была специфика российского общества.

Как уже отмечалось, в Европе существовали вольные городские коммуны, из которых народилась буржуазия Нового времени. Именно она и вступила в острый конфликт с аристократией и абсолютистским государством. Орудием политического влияния буржуазии, а потом институтом ее власти стал парламент.

Правда, в Англии парламентаризм был более аристократическим, чем буржуазным явлением. Но без поддержки городских общин, действующих в союзе с мелкодворянским рыцарством против эгоизма феодальных верхов, парламент там никогда бы не состоялся. Кроме того, на определенном этапе английская аристократия стала отождествлять себя с буржуазией, что вызвало к жизни такой феномен, как новое дворянство. Схожим путем пыталась идти и часть русской аристократии, но она так и не смогла пройти данный путь до конца.

У нас в России города имели сильное самоуправление, но вольными коммунами все-таки не были. Город являлся тягловой единицей, и основной задачей этой единицы было служение государству и государю. В результате, буржуазии в стране не было вплоть до второй половины XIX века. Купечество долгое время представляло собой традиционное торговое сословие, напрочь лишенное политических амбиций. Поэтому в авангарде т. н. «гражданского общества» у нас стала не буржуазия с ее парламентаризмом, а дворянство с его воинской брутальностью. Именно милитаризм, активно вторгающийся в политику, предложил особый вид ограничивающего конституционализма – режим перманентных военных переворотов, с помощью которых политически активная часть дворянства меняла курс внутренней и внешней политики. Причем многие из этих переворотов носили еще и «националистический» характер (борьба с иноземным засильем). Таковая мотивация была характерна для переворотов 1741 (борьба с бироновщиной) и 1762 (протест против «венценосного голштинца») годов и, отчасти, для переворота 1801 года, когда многими двигало неприятие «прусской муштры» (в действительности – попыток дисциплинировать гвардию). На самом же деле, под этим «национализмом» скрывалось своеволие дворянства.

Дворянские заговорщики рассматривали монархов, в первую очередь как военных вождей. Такой вождь, конечно же, не мог быть ограничен конституцией, написанной для торгашей и политиканов. Его могла ограничить только военная верхушка – подобно тому, как были зависимы от дружин ранние киевские князья. «Повесть временных лет» приводит нам интересный рассказ о военной оппозиции князю Владимиру Святославовичу. Летописец рассказывает о поведении дружины на пирах у князя: «Бывало, что когда подопьют, начнут роптать на князя: «Горе головам нашим: едим деревянными ложками, а не серебряными». Услышав это, повелел Владимир исковать серебряные ложки для дружины, сказав: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиной добуду серебро и золото… Ибо Владимир любил дружину и с нею совещался об устройстве земли…».

Власть военного вождя, то есть князя, не была, конечно же, монархической, хотя сама монархия выросла со временем, именно из этой власти. Это была военная демократия, при которой княжеская власть подвергалась ограничению со стороны веча и дружины, которые, при этом руководствовались не всегда одинаковыми мотивами. В то же время дружина демонстрировала большую склонность к подчинению, что обуславливалось ее военным характером. У воинов, как известно, больше, чем у кого бы то ни было, выражена потребность подчинять и подчиняться. В течение нескольких столетий власть военного вождя эволюционировала до монархической власти, а дружина трансформировалась в аристократию.