Социализм. «Золотой век» теории

Бакунин вскрывает недемократичность любого государства, как марксистского, так и нет: "всякое государство... даже самое республиканское и демократическое, даже мнимо-народное государство, задуманное господином Марксом, в сущности своей не представляет ничего иного, кроме управления массами сверху вниз посредством интеллигентного и потому самого привилегированного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ"[566]. Очевидно, однако, что правящее меньшинство может быть и не интеллигентным. В любом случае — это насильственное господство элиты над обществом со стороны людей, считающих себя обладателями научной истины: «будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею действительных или мнимых ученых. Народ не учен, значит, он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен у управляемое стадо. Хорошо освобождение!»[567].

ХХ век добавит немало штрихов к этому портрету – как к коммунистической модели тоталитаризма, так и к национальной германской разновидности.

За предложенной Марксом моделью общества Бакунин видит сверхмонополистические капиталистические интересы будущей элиты: "Государство является, конечно, наиболее сильным из всех акционерных обществ... Труд, кредитованный государством, таков основной принцип авторитарного коммунизма, государственного социализма. Государство, ставшее единственным собственником... будет также единственным банкиром, капиталистом, организатором, управляющим национальным трудом и распределяющим его продукты. Таков идеал, основной принцип новейшего коммунизма"[568]. Государственный «социализм» оборачивается сверхмонополистическим аналогом капитализма.

На основе марксистского экономического централизма можно провести форсированную индустриализацию, построить социальное государство, мировую сверхдержаву, но не социализм. Оправдавшись несмотря на некоторые корректировки взглядов Маркса и его последователей, прогноз Бакунина стал приговором теории «государственного социализма».

В теории сверхцентрализованное “социалистическое” государство должно было подавить чуждые новому строю стремления и привести в соответствие друг другу интересы трудящихся, лишенных своей мелкой собственности и самоотверженно трудящихся на общее хозяйство во благо каждого. Если потребности каждого не могут быть реализованы полностью, то пределы «разумных потребностей» установит регулирующий общество центр. Регулирующий центр не может найти решение проблем всех людей, которые устраивали бы их всех. Поэтому он навязывает каждому то решение, которое считает необходимым. Эти решения проводятся насильственно с помощью бюрократической машины подавления. Правящая партия и бюрократия формируют господствующий класс общества, подавляющий свободы и распределяющий труд и его продукт в своих интересах. Нечего и говорить о переходе большинства людей к свободному творческому труду, о преодолении специализации, господства, разделения на классы. Цивилизация, пытавшаяся превзойти капитализм по уровню свободы и социальных благ, застревает на уровне того же индустриального общества, отягощенного архаичными пережитками бюрократической монополии на власть и собственность. И нельзя сказать, что марксистов не предупреждали.

Национальный фактор

Интересная сторона спора марксистов и народников – вопрос о национальном своеобразии социальных и политических процессов. Насколько путь к социализму зависит от национальных традиций и этно-культурных особенностей народов?

Признавая возможность собственного пути России в будущее, народники поставили проблему многовариантности прогресса. С самого начала эта гипотеза рассматривалась ими не в волюнтаристском ключе (как хотим, так и едем), а в связи социального и этно-культурного факторов. Культура и традиция народа в большей или меньшей степени соответствуют тем или иным социальным формам. Даже проходя одинаковые стадии развития, народы делают это по-разному, тяготея к одним состояниям и отторгая или болезненно переживая другие.

Герцен выстраивал свой общественный идеал, учитывая национальные особенности славян. Это касается не только общинной традиции, но и федерализма: «Славянские народы не любят ни идею государства, ни идею централизации. Они любят жить в разъединенных общинах, которые им хотелось бы уберечь от всякого правительственного вмешательства… Федерация для славян была бы, быть может, наиболее национальной формой»[569]. Конечно, Герцен здесь несколько преувеличивает вольнолюбие славян, обращая внимание лишь на одну сторону народной психологии. Но сам подход показателен — разные народы могут идти разными путями в соответствии со своей традицией.