Социализм. «Золотой век» теории

Русский марксист выступил с позиций крайнего фатализма, обвиняя оппонента в утопизме уже на основании того, что тот решился писать о «желательном обществе»[969]. Михайловский объясняет, что на общественные процессы можно смотреть двояко: объективно, исследуя их течение безоценочно и исключая собственное воздействие на него, и субъективно, вводя критерии оценки процесса и рассматривая возможности воздействия в положительном (с точки зрения субъекта) направлении. Путать эти два подхода, по Михайловскому, это то же, что складывать «аршины с пудами». Плеханов не понимает предупреждения Михайловского, говоря о его знаменитой формуле прогресса: «Она говорит не о том, как шла история, а о том, как она должна была бы идти, чтобы заслужить одобрение г. Михайловского»[970]. Если бы Плеханов перечитал под этим углом зрения работы Маркса о французских революциях, например, он бы обнаружил там немало оценок исторических событий, которые заслуживали одобрение или неодобрение «основоположника». Маркс во всяком случае не был фаталистом, история «заслуживала» от него одобрение и порицание, как и от Михайловского.

Плеханов же с радикальностью неофита изгоняет «утопию» (то есть в данном случае – осмысление посткапиталистической модели общества), и разрешает выдвигать только минималистскую программу преобразований: «обобществление труда, создаваемое новейшей промышленностью, должно привести к национализации средств производства»[971]. Вот он, предел дозволенных мечтаний, куда уж помыслить о социализме. Плеханов в испуге перед народническим «утопизмом» загоняет себя в узкие рамки «буржуазных задач» революции, что предопределяет его будущий меньшевизм.

Маркс и Энгельс глядели куда дальше, и Плеханов вынужден признать этот их «идеализм». Но стратегию своих учителей Плеханов понимает как научно-просветительскую: «У Маркса и Энгельса был идеал, и очень определенный идеал: подчинение необходимости – свободе, слепых экономических сил – силе человеческого разума»[972].

Плеханову приходится защищать марксизм от обвинения в фатализме, и он также делает это в духе будущего меньшевизма. Он соглашается, что существующее общество необходимо преобразовывать, но считает необходимым опираться на тот «элемент действительности», «в котором зреет будущее». Применительно к России по Плеханову это – капитализм. Получается, что социал-демократы должны поддерживать капиталистическую тенденцию. А это бессмысленно, так как буржуазия и сама справится с феодализмом (впрочем, словно опровергая это, Плеханов все же будет выступать за активную борьбу с самодержавием). Остается одно – работать над ростом самосознания пролетариата. Но содержательная часть этой работы без модели будущего общества сводится к тред-юнионизму, который, согласно Марксу, также является ложным путем. Нужно создавать партию пролетариата, но у нее, согласно Плеханову, пока нет возможности выработать программу преобразований России, так как время для этого еще не пришло. Плеханов оказывается в идейном тупике, из которого его выведет только появление новой генерации русских социал-демократов.

* * *

Явление марксизма в России проходило в такой форме, что обмен идеями то и дело перерастал в склоку, да и само наследие Маркса пока не столько углублялось, сколько примитивизировалось для более удобного потребления рабочими и студенческой молодежью (аналогичная примитивизация, как мы видели, происходила и на Западе). Михайловский позднее писал о русских марксистах 80-90-х гг.: «Они преклонялись перед единоспасающим идолом «экономического фактора», они издевались над правом нравственного суда над явлениями общественной жизни, они выбрасывали за борт истории многомиллионную массу крестьянства ради его «деревенского идиотизма»; они третировали интеллигенцию как ничтожную или состоящую «на содержании» величину; они видели прогрессивное явление в кулачестве-ростовщичестве, фатально имеющими превратиться в свою противоположность, и т.д., и т.д. При этом, гордые своим «новым словом», они не находили достаточно сильных слов для изображения глупости, невежества и «реакционных стремлений» своих предшественников»[973]. Идеи Маркса заострялись и упрощались неофитами, заставляя морщиться и тех народников, которые были готовы включить теоретические достижения Маркса в палитру своих взглядов.