Социализм. «Золотой век» теории

Некоторое сближение позиций большевиков и эсеров по отдельным вопросам не означает, что Ленин, а затем Сталин, коммунисты проводили неонароднический, «эсеровский» курс. И Ленин, и Сталин исходили из марксистского коммунистического идеала, оставались последовательными централистами. Они оставались марксистами. Но, реализуя этот идеал на практике в отдельно взятой стране, не прошедшей этапа индустриальной модернизации, они даже для того, чтобы удержаться у власти, сохранить возможность для проведения антикапиталистической политики, вынуждены были брать на вооружение некоторые народнические идеи, в частности – о своеобразии путей к социализму в разных странах, о союзе с крестьянством. Как мы видели, и Маркс был склонен к известной гибкости в этих вопросах. Но при этом коммунисты отрицали ядро «общинного социализма» – его конструктивную программу.

Однако, как мы видели, марксизм много взял у своих оппонентов, и в этом отношении элементы антиавторитарного социализма могли найти немало точек опоры в официальной марксистско-ленинской идеологии СССР. С этим связано «проступание» элементов народничества в советской культуре, в том числе и вопреки ленинизму. Но существуют и более глубокие причины этого явления. Марксизм (в том числе ленинизм) является социалистическим течением, наиболее адекватным индустриальному обществу, а значит – задачам модернизации, которые стояли перед страной. Народничество было течением социализма, наиболее адекватным традициям страны. Насколько в советском обществе осуществлялась модернизация – реализовывался марксистский проект; насколько народ при этом заставлял режим учитывать благотворные для социализма традиции страны – воспроизводились элементы народничества.

* * *

Михайловский внимательно следил и за развитием стран Запада, где капитализм быстрее развился, быстрее обнажил острый конфликт между пролетариатом и буржуазией, но к концу века стал обнаруживать способности к новой интеграции, позднее получившей наименование социального государства. Он положительно относится к этим тенденциям: «свободная мысль и сообразно ее указаниям и под ее контролем происходящее правительственное вмешательство в видах удовлетворения масс – вот, по указаниям европейского опыта, остов, который должен быть облечен «плотью и кровью политической формы»»[990].

Сглаживание социального антагонизма вызывает удовлетворение Михайловского, но не испытывает он и бернштейновского оптимизма относительно перспектив Запада. Пролетариат, несмотря на противоречия классовых интересов, включился в культурную работу Запада. Однако обнаруживаются тревожные тенденции – распадение общества на люмпен-пролетарские атомы. Проявлением этого Михайловский считает и анархизм, трактуемый им, впрочем, превратно, на основании внешних террористических проявлений и потому почти отождествляемый с ницшеанством[991]. Анархизм здесь является синонимом крайнего индивидуализма, и если понимать Михайловского так, то перед нами – картина атомизации личности, характерная для западных обществ второй половины ХХ века.

Как противостоять этой тенденции? К чему объективно вела стратегия народников? Они защищали многоукладное общество, которое развивается в сторону демократического социализма. В сложной социальной структуре России народники стремились к сохранению всего, что может содействовать социализации личности, ее защите перед лицом капиталистического молоха. Было ли это стремление утопичным?