Социализм. «Золотой век» теории

Однако революция никак не укладывалась в рамки буржуазной. В России процесс развития индустриального общества зашел значительно дальше, уже давно происходил промышленный переворот, сопровождавшийся урбанизацией и аграрным перенаселением. Поэтому раз начавшись, революция не могла удержаться в антиаристократических (антифеодальных) рамках. Революция 1905 года, как и революция 1917 года, не могла не стать социальной, застрагивающей сами основы уже не только аграрного, но и индустриального общества. Как бы не переоценивали марксисты степень развития капитализма в деревне, капиталистическое отношения в городе бурно развивались, здесь уже явственно наметился классовый конфликт индустриального типа.

События 9 января, подорвавшие основы авторитета самодержавия – ключевой скрепы традиционного общества в России, перевели революционный процесс на стадию межформационных задач с одновременной постановкой задач ранней социал-этатистской революции (то есть задач создания социального государства и государственно-монополистического общества, характерного для ведущих стран мира во второй половине ХХ века). Одновременное решение двух групп задач создало серьезные трудности для оценки ситуации, и не только российскими мыслителями и политиками. Революция 1905 года стала серьезным теоретическим вызовом и для западноевропейского марксизма.

На практике продемонстрировав силу рабочего класса в полу-аграрной стране, революция в России потребовала пересмотра теории буржуазной революции, вслед за которой следует длительный период буржуазного развития. Первая русская революция очевидно не укладывалась в прокрустово ложе буржуазности. Р. Люксембург предложила разделить буржуазные задачи революции и ее пролетарские методы, которые западные левые социал-демократы не прочь были заимствовать.

Но и задачи революции очевидно не были чисто буржуазными. И даже ортодокс Карл Каутский пошел в оценке этих событий дальше Розы Люксембург. По его мнению, в России произошла не буржуазная революция в обычном смысле, и не социалистическая революция, а «совершенно особый процесс, происходящий на границах буржуазного и социалистического обществ...» Она служит ликвидации буржуазного (а не феодального) общества и обеспечивает условия для развития социалистического, стимулируя в то же время и развитие «центров капиталистической цивилизации»[1107]. Позднее Каутский будет доказывать, что в России нет достаточных предпосылок для социализма, не решены еще буржуазные задачи. Но в 1905 году он считал, что в России есть возможности для разрушения буржуазного общества в пользу социализма. Оценить такую революцию в привычной ему формационной парадигме он не мог, отсюда и неопределенная формула об особом «процессе», который обеспечивает переход от буржуазного общества к социализму. Тогда по марксистской логике это должна быть социалистическая революция, а она таковой не является. Каутский пока не мог и помыслить, что между современным ему капитализмом и социализмом может быть еще какая-то стадия развития.

* * *

События в городской и деревенской среде развивались по разным алгоритмам. Если в городе ставились уже социал-этатистские задачи «рабочего вопроса» (воспринимавшиеся как социалистические), то в деревне революция взламывала межформационный барьер помещичьего землевладения, решая задачи, воспринимавшиеся марксистами как капиталистические, а народниками – как создание предпосылок для социалистического развития на основе общинной традиции. Такое различие ситуации в городе и в деревне затрудняло выбор модели для оценки ситуации.

Весной 1905 г. Ленин ищет место начавшейся революции в ряду уже известных прецедентов. Ему нужна убедительная модель для прогноза дальнейших событий. Социал-демократы уже примеряли на себя одежды якобинцев и жирондистов, но дойдет ли дело до таких мощных и радикальных событий, или все ограничится уровнем 1848 года. Ленин видит различие между революциями 1789 и 1848 годов в том, дойдет ли дело до провозглашения республики (то есть речь идет о германском варианте событий 1848 г.). Эту простую схему нарушает 1871 г., который Ленин пока оставляет за скобками[1108].

Ленин надеется на более радикальный вариант, чем получилось в 1848 г.: «Запас озлобленности» выше, чем был в Германии. «У нас перелом круче…»[1109]. Он перечисляет и другие благоприятные для революционеров факторы: низка вероятность серьезной интервенции, выше развитие партий, национальный вопрос, разорение крестьянства – все эти факторы дают даже больший потенциал, чем в 1789 г. (Ленин осторожно записывает их в пользу варианта 1789 г.).

Против аналогии с Великой французской революцией тоже много факторов – уже мало остатков феодализма, война отвлекает народ от социальных задач, правительство сильнее и опытнее, другие страны стабильны, национальные движения раздробляют оппозицию, «буржуазия будет больше бояться пролетарской революции и скорее бросится в объятия реакции»[1110].