СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЯ ТРУДА: Общие основы политической экономии

Можно утверждать, что синкретизм деятельности первобытного человека, его слияние с общиной (родом) представляет исходную абстрактную всеобщность как таковую, но в лице исторически особенного человека. Она отрицается определенностью разделенного на классы человека, т. е. ценность человека приобретает форму классовой определенности. Так, например, раб для рабовладельца перестает быть личностью и в этом отношении — ценностью, хотя как работник он не теряет качеств личности и ценности. И наоборот, если исходить из критерия труда, праздность рабовладельца лишает его свойства носителя ценности.

Итогом будет возвращение понятия ценности из социально-классовой различенности и особенности личности к ее целостности, приобретение ею конкретной всеобщности. Это означает переход к свободной личности, в которой снимается прежняя ее ограниченность, и возникает тотальная ценность человека будущего общества.

Движение определенности, особенно применительно к ценности человека как работнику, в экономическом отношении можно представить аналогичным образом: а) от носителя труда как потребительной стоимости в условиях господства в производстве в качестве цели удовлетворение жизненных потребностей человека; б) к носителю труда как источнику меновой стоимости и к превращению рабочей силы в товарную стоимость в условиях господства капитала над трудом; в) и, наконец, к освобождению труда от отчуждения и человеческой рабочей силы — от значения меновой стоимости и превращению свободного человека труда в истинное богатство и величайшую ценность общества.

Первоначально работник функционирует в той общности, которая связывает людей друг с другом и с продуктами их труда, служащими удовлетворению их потребностей. Эти личностные связи людей как работников затем заменяются всеобщей вещной зависимостью и безразличностью по отношению друг к другу. Их общественные связи опосредуются обменом меновых стоимостей.

Что касается стоимости самого человека, то таковую он приобретает, если продается. Будучи рабом, например, он выступает как меновая стоимость. Что касается рабочего как носителя наемного труда, то он сам и его труд не являются стоимостью. Стоимостью может быть лишь рабочая сила, покупаемая возможность распоряжаться трудом рабочего, причем свойство меновой стоимости рабочей силе рабочего придается (вменяется) капиталом. От имени меновой стоимости (переменного капитала) к рабочему обращается вменяющий ему стоимость капиталист. Что же касается труда рабочего, то он противостоит капиталу «как чистая потребительная стоимость, которая самим своим владельцем предлагается в качестве товара взамен... меновой стоимости этого товара, взамен монеты, которая, правда, становится действительной в руках рабочего только в своем определении всеобщего средства обмена, а в остальном исчезает» {675}. И ни в коем случае не становится капиталом рабочего, «человеческим капиталом», как сегодня хотят представить дело защитники капитала от имени экономической науки. При этом сам капиталист освобождается от свойства иметь в своей собственности свою рабочую силу.

Какой же предстает ценность человека в основных экономических концепциях, главным образом в стоимостном и потребительностоимостном (полезностном) измерении. Проблема заключается в том, чтобы применить имеющиеся в экономической науке концепции к характеристике человека как ценности. В этой связи возникает прежде всего вопрос о полезности человека как предпосылке его меновой ценности (стоимости) [67]. Именно полезность человека делает его богатством общества. Здесь важно иметь в виду высказанный еще Ф. Галиани и принятый К. Марксом тезис о том, что истинным богатством является сам человек.

Однако этот тезис не нашел своего развития в последующих теориях предельной полезности. В этих теориях человек оказался на стороне оценивающего, придающего значение (ценность) другим благам, но не самому себе. Соответственно и человеческий труд, и другие средства, затрачиваемые на производство благ, исключались из факторов, оказывающих непосредственное влияние на ценность самого конечного блага. «Ни затраченное на производство блага, ни необходимое для его воспроизводства количество труда или других благ не является моментом, определяющим меру ценности благ; таковым является величина значения тех удовлетворений потребностей, по отношению к которым мы сознаем свою зависимость от наличия в нашем распоряжении блага» {676}.

С этой точки зрения труд сам по себе не является благом и не составляет ценности. В лучшем случае его относят к отрицательной полезности (У. Джевонс). Средства существования, на которые выменивается труд, тоже не могут служить ни непосредственной причиной, ни определяющим принципом цены труда, как и «труд не является сам по себе и при всех обстоятельствах благом, тем более благом экономическим, он не представляет неизбежно ценности» {677}.