Социальная сеть "Ковчег" – 2 часть

После кормления моё тело немного перевернули прямо на мамином животе. Пахнуло спиртом или зелёнкой. И тут меня обожгла боль в районе пупка. Потом сквозь туман я увидел удаляющиеся зажимы с ваткой и руку врача в перчатке. Мама сказала ему несколько фраз, но он не ответил и ушёл из палаты, оставив нас наедине. Мама удобно положила меня на себя и стала говорить тихо и мягко.

Раньше меня всегда клонило в сон после еды. Поэтому я крепко уснул. Лишь пару раз я ощущал её руку перебирающую пушок на моей головке. Я старался выспаться, зная, что только тут не слышно беспрестанно орущих младенцев. Я знал, что меня скоро отвезут обратно в этот акустический Ад. Через несколько часов я там и очнулся.

Так прошёл ещё один день. Утром меня опять отвезли к маме и покормили. Потом зашёл мужчина в костюме и стал гладить меня по голове. Я не мог рассмотреть его, но, судя по тому, как относилась к нему моя мама, я сделал вывод, что это мой отец. По крайней мере, это был человек, который имел право целовать мою маму в губы. Они много разговаривали друг с другом. Не знаю, что произошло с моими ушами, но звуки стали чётче. Поэтому я стал разбирать отдельные слова и вспоминать их значение.

Стало интереснее. Все три дня я внимательно слушал своих родителей и врачей. Я быстро научился повторять про себя то, что они говорят, сопоставлять это с остатками занний английского. На четвёртый день после родов состоялся разговор между моими родителями. Чудом я смог уловить его смысл.

— Давай назовём его Владимиром, — сказала моя мама по-английски.

— Маргарет, это исключено! — резко ответил её муж.

— Почему, Джордж? — жалостливо спросила она, поглаживая меня по спинке.

— Ты хочешь дать нашему сыну русское имя, — терпеливо продолжил он, — и какое будущее ты ему обеспечишь этим в Калифорнии? Все будут коситься на него. Как вообще имя Володя пришло тебе в голову?

— Его я вспомнила первым, когда родила, — сказала Маргарет.

— Нет! — резко оборвал её муж.

— Почему нет? — спросила моя мама.

— Потому что нет! — резко сказал Джордж. — Я всегда мечтал назвать своего сына в честь американского президента.

— Я хочу, чтобы был Владимир! — повысив голос, сказала Маргарет.

— Давай тогда торговаться, — рассмеялся Джордж, — чтобы ни тебе, ни мне.

Мой предательский рот, не вынпуская сосок, цедил материнское молоко, не обращая внимания на то, что тут решалась моя судьба. Внутренне я напрягся, но внешне не мог этого проявить. Я смотрел на размытый образ своего упрямого отца и пытался внушить ему правильное имя. Я повторял его постоянно.

— Давай назовём нашего малыша Томас, — предложил он после паузы.

— И он всю жизнь будет красить заборы? — рассмеялась Маргарет.

— Тогда давай назовём его Стивен, — глядя ей в глаза, сказал Джордж, — в честь Кливленда.

— Да ну тебя! — махнула рукой Маргарет. От этого движения сосок выпал из моего рта. Но я снова нашёл его и продолжил своё дело.

— Давай тогда назовём его на букву «В», — предложил мой отец, — будет очень похоже на то русское имя, которое ты выбрала.

— Владимир? — с радостью спросила Маргарет.

— Я же сказал, — с неудовольствием ответил Джордж, — я хочу назвать своего сына именем президента. Это моё главное условие.

— И что ты тогда придумал? — с интересом спросила она.

— Вильям, — после долгой паузы ответил он и многозначительно замолчал.

— И что? Был такой президент? — задумавшись, спросила Маргарет.

— Их было трое! — ответил Джордж, подняв вверх три пальца. — Тем более, самого богатого человека на планете в 2009 году звали Вильям.

— Компьютерщика? — спросила Маргарет. — Я не хочу, чтобы наш сын стал компьютерщиком.

— Соглашайся, — кивнув головой и присаживаясь ближе, сказал муж.

— Ладно, — вздохнула Маргарет и поцеловала его.

Вильям? Вильям! Что ещё за Вильям? В моей жизни с этим именем вообще ничего не связано. Оно лишь отдалённо напоминает имя Володя. Ужасные американцы. Почему они не спросили моего мнения? Почему моя мама не смогла настоять на своём? Где феминистки? Ох уж этот мужской шовинизм. Они тут успокоились, а мне теперь мучиться всю жизнь.

— Билли, — медленно пропел папа и погладил меня по голове.

— Вильям, — сказала мама, продолжив гладить меня по спинке.

Я понял, что приговор подписан и обжалованию не подлежит. Наше дело маленькое и нужно привыкать. Уже на следующий день нас выписали из больницы. Меня долго укутывали в несколько слоёв и вынесли на улицу. Судя по нескольким снежинкам, попавшим мне на лицо, там была зима.

Папа загрузил нас в огромную машину и повёз домой. Мы ехали в десять раз медленнее, чем я привык. Он постоянно оглядывался на нас с мамой. Я лежал в руках у мамы на заднем сидении и через огромное окно смотрел на размытые образы плывущего мимо нас пейзажа. Ехали мы очень долго. Примерно час. За эти 120 часов моей жизни я стал понемногу привыкать к тому, что я маленький. По внутренним ощущениям, я молодел каждый день на десять лет.