Социально-политическая психология

Подобные противоречия — одно из наиболее типичных явлений человеческой психики вообще, социально–политической психологии в частности. Парадокс Лапьера положил начало осмыслению этого явления с позиций социальной психологии; начиная с 50–х годов был предложен целый ряд теорий, объясняющих рассогласование аттитюдов и поведения. Многие авторы сосредотачивали внимание на разработке методик, которые позволяли бы более точно выявлять и измерять установки, надеясь, что более совершенная техника исследований снимет проблему или, по меньшей мере, сделает ее менее загадочной. Другие шли по пути более углубленного понимания самого феномена установки и ее поведенческого компонента. Не имея здесь возможности рассмотреть эту специальную литературу, остановимся лишь на выводах и положениях, которые имеют наиболее принципиальное значение для понимания проблемы.

Как замечает Дж. Джаспарс, проблема состоит не в том, что люди не всегда делают то, что говорят. Реальный вопрос в том, являются ли «вербальные» и поведенческие ответы действительно выражениями одного и того же аттитюда. Автор ссылается на другого исследователя — А. Уикера, полагавшего, что на пути от вербально–выражаемых компонентов аттитюдов к поведению вступают в действие помехи, «препятствующие факторы»[148]. Этими «препятствующими факторами» могут быть другие аттитюды, соотносимые, как и вербально высказанные, осознанные с данной ситуацией, но обладающие по сравнению с ними большей силой, способностью определять поведение.

В казусе Лапьера таким конкурирующим с расистским (не пускать китайцев!) аттитюдом могла быть ролевая, коренящаяся в навыках профессиональной деятельности владельцев отелей и ресторанов установка на оптимальное обслуживание клиентов, предупредительность по отношению к ним. Но тогда возникает вопрос, почему же эта установка не проявилась при заочном заказе? К ответу на этот вопрос подводят ряд концептов, разработанных в рамках изучения проблемы американскими социопсихологами (М. Дефлер и Ф. Уэсти, Л. Линн, М. Рокич, М. Фишбайн)[149]. Так, Рокич подчеркивал, что поведение определяется не только аттитюдом на объект (например, расистской антикитайской установкой), но и аттитюдом к ситуации (в гостиницу вошли гости и просят номер). Линн ввел в механизм функционирования аттитюда параметр социальной вовлеченности, по его определению, «уровень согласованности между расовым аттитюдом и расовым поведением есть функция от устойчивости аттитюдной позиции и степени социального вовлечения между индивидом и объектом аттитюда». Одно дело отказывать заочно некоему абстрактному представителю презираемой расы и другое — делать то же в ситуации непосредственного межличностного контакта, в который вовлечены сам хозяин отеля, студенты–китайцы и еще сопровождающий их белый американец. Чтобы расовый аттитюд реализовался в этой ситуации, он должен обладать очень сильным эмоциональным зарядом, свойством агрессивности, способным перевести ординарное миролюбивое деловое общение в острый конфликт.

«Социальное вовлечение» может быть и фактором, усиливающим поведенческий компонент аттитюда. Например, уличные беспорядки, бунты, погромы и тому подобные агрессивные массовые действия активизируют индивидуальные установки (негативное отношение к власти, полицейским или какой–либо иной «враждебной» группе), которые в обычных условиях проявляются лишь в вербальных оценках или настроениях. Усиливающим дополнительным фактором в подобных ситуациях является изучавшийся в социальной психологии феномен эмоционального заражения, возникающий в больших скоплениях людей, в толпе.

В случаях рассогласования когнитивных, ценностных, словом, так или иначе осознанных компонентов аттитюдов с поведенческими, поведение направляется уже не данным аттитюдом, а каким–то другим психологическим фактором. М. Фишбайн назвал его аттитюдом к выполнению данного действия, отличающегося от аттитюда на объект. Поведение, по его мнению, определяется этим аттитюдом, а также индивидуальными и социальными нормами, которыми руководствуется субъект, его мотивацией к выполнению этих норм. Думается, что данная концепция скорее точнее очерчивает проблему, чем решает ее.

Она указывает (как и идея социальной вовлеченности) на наличие, кроме определенного аттитюда на объект, ряда других психологических факторов, воздействующих на поведение, но не объясняет, почему этот аттитюд влияет или не влияет на поведение.

Ответ, по–видимому, кроется в многозначности конкретных социальных объектов для каждого субъекта, в том, что в действительности в психике по поводу каждого объекта, а также многих ситуаций заложена не одна, а несколько установок.