Читаем Социально-политическая психология полностью

В качестве образца успешного и относительно быстрого решения проблем модернизации в современной российской публицистике нередко преподносится опыт Чили. Своеобразие этого опыта заключается в том, что рыночная модернизация оказалась здесь побочным продуктом подавления начавшейся мирной социалистической революции и прихода к власти контрреволюционной террористической военной диктатуры. Глава хунты генерал Пиночет, жестоко расправившись с левосоциолистическими силами и поддерживавшей их частью общества, полностью делегировал экономическую политику группе университетских либеральных экономистов, преодолевая при этом сопротивление своих коллег по хунте, предпочитавших сохранить за собой (в соответствии с обычной практикой «генеральских» латиноамериканских режимов) командные позиции в экономике. По словам лидера реформаторской группы экономиста С. де ла Куэдра, твердость Пиночета — «случайность, совпадение, почти чудо»[182]. Очевидно, Пиночет рассчитывал, что развитие рыночных сил и экономические успехи укрепят его власть. И… ошибся: эти процессы через полтора десятка лет, напротив, размыли почву диктатуры и привели к установлению демократического режима. Если же обратиться к позициям де ла Куэдра и его коллег–либералов, трудно не задаться вопросом: как либеральные интеллектуалы могли предложить свои услуги (а дело обстояло именно так) одной из самых кровавых в истории Латинской Америки диктатур, покрывшей страну сетью концлагерей и пыточных камер? Какими бы соображениями они ни руководствовались, очевидно, что для этого надо было обладать незаурядной глухотой и слепотой к тому, что происходит в стране, к крови, и смертям и страданиям многих тысяч чилийцев. Скорее всего, профессиональные приоритеты и ценности (либеральное экономическое кредо) сочеталось у чилийских реформаторов с полной индифферентностью к ценностям гуманистическим, попросту говоря, к судьбам реальных людей. Модернизация Чили была осуществлена под руководством лидирующей группы, организованной по принципу разделения труда между топором и компьютером — между авторитарным лидером–палачом и «высоколобыми» интеллектуалами с последовательно технократическим менталитетом.

Исходя из опыта Чили и ряда других успешно модернизирующихся стран третьего мира, некоторые российские политологи выдвигают идею авторитарного пути реформирования России. Логика их рассуждений состоит в том, что временная отсрочка демократизации и утверждение авторитарной политической власти позволили бы стране относительно быстро проскочить этап «шоковых» реформ, а их успех создал бы условия для восстановления демократии. В наши задачи не входит анализ этой проблемы во всех ее аспектах, в контексте нашей темы важно лишь констатировать отсутствие в составе реформистского российского лидерства психологических предпосылок для реализации авторитарного пути. Проще говоря, Ельцин — не Пиночет, а Гайдар, Федоров и Чубайс, видимо, сильно отличаются психологически от де ла Куэдра. Правда, российский президент не чужд авторитарного стиля, но он затрагивает лишь процессуальную сторону его деятельности — методы принятия и осуществления решений. В содержательном же, ценностном плане Ельцин — популист–демократ. Он ни разу не пытался установить собственную единоличную власть, даже когда для этого создавались благоприятные условия (в августе 1991 и в октябре 1993 г.), не хотел отказываться от демократических правил игры. В менталитете команды Гайдара заметен элемент технократизма (выражавшийся, например, в относительно слабом внимании к социальным проблемам), но весьма трудно представить ее действующей в рамках жестко авторитарного террористического режима. Само ее появление на политической сцене — результат демократизации. Людей, психологически готовых ввести такой режим, нетрудно найти в лагере антиельцинской оппозиции, но зато весьма трудно ожидать от них проведения рыночных реформ.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже