Читаем Социально-психологические аспекты активности полностью

Подобное расширение понятия должно быть обязательно оправдано гносеологическими целями. Было бы просто чудесно, если бы обобщающее понятие выделяло в группе обобщаемых терминов некое общее содержание, противопоставляющее их всем другим и позволяющее за счет этого глубже познать специфику этих явлений. Однако в данном случае демонстрируется иной подход. Активность называется «высшей жизненной способностью субъекта» [1, с. 26; 3, с. 151], и в этом качестве не очень ясно, чему ее можно было бы противопоставить, кроме разве что низших жизненных способностей субъекта, которые в этой связи следует, вероятно, понимать как пассивность.

Здесь перед исследователями возникает закономерный вопрос: что для понимания существа перечисленных выше явлений дает обобщение их понятием «активность»? Что нового, неизвестного до сих пор, открывается исследователям, назвавшим поведение, сознание, установки, удовлетворенность, направленность и пр. активностью? Только то, что все эти процессы и явления суть внутренние интенции и подчиняются общему принципу, предусматривающему их детерминацию образом желаемого будущего? Но с этой точки зрения, предполагающей рассмотрение человека как субъекта, вся человеческая деятельность и вся сознательная психическая жизнь человека активны. Использования понятия «субъект» вполне достаточно, чтобы подчеркнуть внутреннюю интенциональную сущность рассматриваемых психологических феноменов. Зачем называть их обобщенным понятием «активность»? Дает ли указанное словоупотребление что-нибудь научному поиску? Какие гипотезы могут быть выдвинуты на этой основе? Какая новая психическая реальность может быть открыта? Какие эксперименты и какой новый инструментарий может породить подобное использование слова «активность»?

Аналогичные вопросы возникают и в случае применения понятия «активность» к описанию процессов, происходящих в группах. Здесь так же имели место попытки обосновать необходимость использования данного понятия тем, что оно описывает некую психологическую реальность, не перекрываемую до того никакими другими понятиями. Так, например, по мнению А. Л. Журавлева, «к различным формам совместной активности можно отнести следующие: общение и взаимодействие в группе (включая диаду), групповые действия, совместную деятельность, групповое отношение, групповое поведение, межгрупповые отношения и взаимодействия и т. п. Для обозначения данного качества группы в последнее время все чаще используется понятие «активность», имея в виду широкий спектр ее проявления, а не только в форме совместной деятельности. Использование понятия «совместная активность» позволяет объединить целую совокупность групповых феноменов и, соответственно, сложившихся понятий: «совместная деятельность», «коммуникация», «общение», «групповое действие», «групповое поведение», «внутригрупповые и межгрупповые отношения» и т. п. [48, с. 73].

Соответственно, за рамками предлагаемого набора остаются лишь те формы жизнедеятельности, которые характеризуют деятельность групп не-субъектов, т. е. стихийных групп, ситуативно и формально организованных групп, групп, находящихся на самых ранних стадиях их формирования, и т. п., т. е. любых социальных групп, объединенных лишь пространственными и временными связями. Очевидно, что к таким проявлениям относится исключительно узкий круг феноменов, включающий прежде всего массовидные явления, такие как паника в толпе, ненаправленная групповая агрессия и т. п. Во всех же остальных случаях речь идет о групповой активности.

Однако весь перечисленный выше набор различных проявлений активности мало чем отличается от различных форм деятельности – если, конечно, не считать групповой деятельностью только созидательную деятельность на благо общества или, наоборот, не сводить ее к набору телеологически связанных между собой элементов поведения, а понимать ее так, как понимали разработчики данного понятия в отечественной психологии, и в первую очередь А. Н. Леонтьев и В. В. Давыдов. С точки зрения деятельностного подхода, деятельность рефлексирующего субъекта[3] является таким взаимодействием с окружающей действительностью, в ходе которого живое существо, удовлетворяя свои потребности, целенаправленно воздействует на объект [123, с. 95]. Аналогичным образом может быть охарактеризована и деятельность группы. В этой связи представляется очевидным, что все перечисленные выше понятия могут быть названы «деятельностью» без малейшего ущерба для когнитивных операций с ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами

Из всех наук, которые постепенно развивает человечество, исследуя окружающий нас мир, есть одна особая наука, развивающая нас совершенно особым образом. Эта наука называется КАББАЛА. Кроме исследуемого естествознанием нашего материального мира, существует скрытый от нас мир, который изучает эта наука. Мы предчувствуем, что он есть, этот антимир, о котором столько писали фантасты. Почему, не видя его, мы все-таки подозреваем, что он существует? Потому что открывая лишь частные, отрывочные законы мироздания, мы понимаем, что должны существовать более общие законы, более логичные и способные объяснить все грани нашей жизни, нашей личности.

Михаэль Лайтман

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая научная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
На рубеже двух столетий
На рубеже двух столетий

Сборник статей посвящен 60-летию Александра Васильевича Лаврова, ведущего отечественного специалиста по русской литературе рубежа XIX–XX веков, публикатора, комментатора и исследователя произведений Андрея Белого, В. Я. Брюсова, М. А. Волошина, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус, М. А. Кузмина, Иванова-Разумника, а также многих других писателей, поэтов и литераторов Серебряного века. В юбилейном приношении участвуют виднейшие отечественные и зарубежные филологи — друзья и коллеги А. В. Лаврова по интересу к эпохе рубежа столетий и к архивным разысканиям, сотрудники Пушкинского дома, где А. В. Лавров работает более 35 лет. Завершает книгу библиография работ юбиляра, насчитывающая более 400 единиц.

Александр Ефимович Парнис , Владимир Зиновьевич Паперный , Всеволод Евгеньевич Багно , Джон Э. Малмстад , Игорь Павлович Смирнов , Мария Эммануиловна Маликова , Николай Алексеевич Богомолов , Ярослав Викторович Леонтьев

Литературоведение / Прочая научная литература / Образование и наука