Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя

В этой связи большая работа проводилась по совершенствованию учебных планов и программ. Она имела целью повышение общенаучной и общетехнической подготовки специалистов, осуществление более тесной связи обучения с производством. Большое значение имело решительное осуждение бригадно-лабораторного метода преподавания и повышение роли лекций, семинарских занятий, самостоятельной работы студентов.

В 1937 г. были приняты постановления Правительства СССР «Об ученых степенях и званиях», «О введении штатных должностей и должностных окладов для профессорско-преподавательского состава в вузах». Введена научно учебная нагрузка профессорско-преподавательского состава применялась до 1956 г. Продолжительность рабочего времени составляла для профессора – заведующего кафедрой 540-600 часов в год, для профессора и доцента – 660-780 часов, для старшего преподавателя, ассистента, преподавателя – 720-840 часов. Переработка оплачивалась исходя из ставки соответствующего оклада [Антонов, 2005].

Другим проявлением упора на качество образования явилось устранение в середине 30-х годов социальной дискриминации при поступлении в вузы и в аспирантуру. Изменилась к лучшему и организация учебного процесса, вернувшись, в сущности, к дореволюционным формам.

В 1940 г. в СССР приходилось 42 студента 10 тыс. населения, что превысило аналогичные показатели в странах западной Европы в 2-5 раз; но до США (где этот показатель составлял 108 студентов) [Миронов, 2003, с. 384] было еще далеко… Развивается культура: к 1940 году число библиотек в СССР почти в 7 раз превзошло Российский уровень 1913 г. [Там же, с. 385]

За годы второй пятилетки общие расходы на содержание высшей школы по линии государственного бюджета возросли с 1060 млн. рублей в 1933 г. до 2276 млн. рублей в 1937 г., т.е. более, чем в 2 раза. Уделяется серьезное внимание подготовке новых кадров для высшей школы: работает аспирантура, растет численность аспирантов.

В.В. Антонов пишет, что в 1940/41 учебном году только в Москве готовились стать преподавателями и научными сотрудниками 9 тыс. человек. Это совпадает с данными С.В. Волкова о том, что как раз столько человек поступило в аспирантуру три года назад, в 1938 г.) [Волков, 1999, табл. 27]. При этом общее число научных работников составило в 1940 г. приблизилось к 100 тыс. человек [Там же, табл. 28].

В целом в этот период были устранены самые негативные стороны предыдущего (первой пятилетки) этапа развития высшего образования. С другой стороны, в 1930-е годы окончательно произошла трансформация места высшего образования в жизни общества. Из центра науки образования вузы в СССР окончательно стали, в основном, центрами только образования. Наука была выедена из вузов в систему Академии наук СССР и ВАСХНИЛ СССР и союзных республик и отраслевые институты ведомств.

Вместе с тем следует признать, что отделение науки от высшего образования имело пагубные последствия для высшей школы, т.к. это привело к снижению качества образования. Правда, это отделение, как пишет Г.И. Ханин (2008), не было тотальным: лучшие вузы в порядке совместительства привлекали к преподаванию лучших ученых, но, все же, – эпизодически.

Кровавые репрессии 1937-1938 гг. отразились и на высшей школе. Но они в меньшей меньше, чем в других областях общественной жизни, касались большинства членов преподавательского корпуса. Преимущественно репрессии этого периода затронули административный персонал и преподавателей общественных кафедр. Самым губительным же было, как отмечает Г.И. Ханин, их влияние на нравственную жизнь вузов: эпидемия доносов, «стукачества», бессудных арестов калечила моральный облик и студентов и преподавателей.

О деморализации преподавателей и студентов вузов (применительно к упоминавшемуся нами выше московскому вузу ИФЛИ, формировавшего элиту общества, идеологический корпус власти), пишет Л.М. Млечин: «Это может показаться странным и невероятным, но в тридцать седьмом, восьмом, девятом, то есть в годы разгула сталинского террора, не пощадившего и ИФЛИ (и там сажали – и студентов, и преподавателей, а на комсомольских собраниях, проходивших каждую неделю по два-три раза, на трибуну выходили чередом дети „врагов народа“ и каялись, что проглядели, не увидели, как у них под боком мама или папа… – говорилось с оттенком отчужденной брезгливости: „отец“, „мать“ или чаще – „он“, „она“.), в это время поэты ещё громогласно провозглашали что-то свое» [Млечин, 2004].

Отметим, что деморализация в среде преподавателей и ученых, являвшаяся следствием общей гнетущей атмосферы в стране, в то время была весьма существенной. Академик А.Д. Сахаров (1921-1989 гг.) в своих воспоминаниях пишет, что в конце 1930-х годов по инициативе самих ученых из ФИАН (физический институт академии наук СССР) были изгнаны их коллеги -физики С.Л. Мандельштам, М.Л. Леонтович, И.Е. Тамм … [Сахаров, 1990, с. 35]