Социальное предпринимательство в России и в мире: практика и исследования

В-третьих, социальное предпринимательство на Западе, будучи своего рода творческим отрицанием и стандартного бизнеса, и стандартной деятельности некоммерческих организаций, опирается, тем не менее, на сформированные в этих секторах разветвленные сети. В результате получаются уникальные модели комбинации – ресурсов, коммуникации, информации, различных форм кооперации и обмена услугами. Таким образом новый тип предприятий использует и преобразует уже существующие. В российских условиях при недостаточном развитии малого и среднего бизнеса, с одной стороны, и некоммерческого сектора – с другой, этот ресурс поддержки крайне ограничен, что ставит перед российскими социальными предпринимателями дополнительные барьеры и влияет на выбор бизнес-модели.

В-четвертых, учитывая сравнительно короткие сроки существования капиталистического рынка и, тем более социального предпринимательства в России, проекты, которые мы исследовали, хотя и прошли с разной степенью успешности стадию стартапа, остаются еще достаточно уязвимыми в финансовом отношении и в смысле развития клиентской базы. Это значит, что они все еще находятся в поиске более эффективной бизнес-модели – либо для преодоления возникших трудностей, либо для нового этапа развития. Это следует иметь в виду, в особенности при попытке сравнения кейсов второй и пятой главы. В связи с допущением существования в России значительного числа предприятий с нереализованным социально-предпринимательским потенциалом, в своем исследовании мы видели необходимость более детального рассмотрения и более глубокого понимания трудностей развития социальных предприятий в России. Отсюда – включение в круг кейсов как предприятий, уже доказавших успешность своей бизнес-модели («Школа фермеров», «Музей игрушки»), так и находящихся в процессе ее поиска (Конный центр «Аврора») и даже временно отступивших от нее (АНО «Пролог»).

При исследовании социального предпринимательства в России перед нами стояла своего рода дилемма. Первый путь – искать в России то, что соответствует наиболее последовательным определениям социального предпринимательства, которые мы принимаем как эксперты. Но это потенциально сужает возможности поиска и может привести к расхождению «теории» и «практики». Второй путь – искать примеры, которые существуют и развиваются в определенных странах, с учетом различий заокеанской и европейской модели. Это предполагает более размытые критерии поиска и может привести к тому, что в итоговый список попадут слишком разные предприятия «гибридного» спектра, имеющие различную организационную и социальную природу. Третий путь – искать в России устойчивую модель решения социальных проблем предпринимательскими средствами, используя коммерческую и некоммерческую составляющие, при поддержке либо в отсутствии поддержки государства, с разным уровнем организационной независимости.

Несмотря на то что в собственных исследованиях мы приняли сравнительно жесткое определение социального предпринимательства, тяготея поначалу к первому варианту, мы понимали, что попытка подгонять российский опыт под заранее заданную схему может лишить исследование практической значимости. Учитывая особенности институтов российского рынка, трудности самоидентификации потенциальных социальных предпринимателей и раннюю стадию социального предпринимательства, мы рисковали получить ответ, что в России нет предприятий, удовлетворяющих заданному списку условий. Поэтому мы взяли за основу сравнительно жесткое определение социального предпринимательства, которое использовалось и при отборе международных кейсов (в частности, новаторство в комбинации ресурсов, самоокупаемость, обеспечиваемая преимущественно за счет продажи товаров и услуг, а не донорских ресурсов), допустив при этом возможность небольших отклонений по одному из критериев. В частности, мы допускали неустойчивость финансовых результатов во времени, возможность частичной организационной зависимости от государства в процессе становления, чередование успехов и отступлений в динамике развития социальных предприятий. В силу указанных допущений, а также того, что это первое исследование социального предпринимательства в России, мы определили проект как пилотный и назвали его «Модели социального предпринимательства в России», имея в виду включение в исследование предприятий различного типа – по крайней мере по формальным признакам, таким как отрасль, организационно-правовая форма, социальные группы клиентов.

Принимая основные положения и уточнения, которые делают в дискуссиях о социальном предпринимательстве такие исследователи, как американка Ким Алтер и испанка Джоанна Мэйр [Alter, 2007; Mair, Schoen, 2005], чьи работы оказали наибольшее влияние на формирование нашей методологии исследования, для первого пилотного эмпирического исследования в России мы выбрали относительно короткий и по возможности ясный список критериев социального предпринимательства, на основании которого было бы сравнительно легко выявлять социальные предприятия и отмечать их слабые и сильные стороны: