Билл всего один раз пережил течку в своей комнате, а потом страшно жалел – он не мог туда вернуться ещё два месяца. Его преследовали видения, неприятные, вязкие. Ложась на кровать, он вспоминал, как метался по ней все семь дней, как его ломало, как хотелось секса, как он умирал от желания. Поэтому последующие «дни ужаса» он предпочёл прятаться в гостевой спальне. Так было удобнее.
Упав в ванную, он включил воду и застучал зубами. Как не вовремя! Обхватив себя руками, Билл сжался. Надо написать Энтони, предупредить. Было бы хорошо позвать Оли.
- Месье, - раздался голос дворецкого, - Вам хуже?
- Да, Апиби.
- Желаете объявить дни карантина?
- Да. Апиби, свяжись с Тони, он должен знать.
- Как пожелаете, месье.
Пока он ещё может соображать, то должен сделать кое-какие распоряжения. Завтра его будет уже дико ломать.
Он пробыл в ванне до утра, пока его не застала Оли. Он трясся в холодной воде, выл и плакал. Женщина позвала слуг. Они подхватили юношу и уложили в кровать, прикрыв бесшумно дверь гостевой спальни. Оли носила ему еду и питьё, приносила полотенца. В доме все сидели, как на иголках. Апиби контролировал температуру в комнате.
На вторую ночь стало хуже. Билл дрочил себе на сухую, но оргазмы приносили лишь временную разрядку. Есть он не мог, сил не было, чтобы добраться до ванной. Дырка вспухла, чуть приоткрылась. Смазка текла потоками. Он понял, что ему плохо от принятых подавителей. Принятие таблеток без последствий не проходит.
Днём поднялась температура. Он извивался на кровати, бредил, изливался потом. Помочь ему никто не мог. Прислуга делала всё, что было в их силах, а это ничтожно мало. Он горел внутри. Скулёж не прекращался. Хотелось уже избавиться от этого, снова проснуться в хорошем настроении, без головной боли и чёртового возбуждения. К вечеру того же дня его перенесли в ванную, чтобы можно было перестелить постель, которая вся вымокла от пота, спермы и смазки. Какой-то частью себя Билл понимал, что это стыдно, но вокруг него были лишь преданные люди, которые относились с сочувствием к его положению.
Ванна не помогла. Его стало сильнее колотить в ознобе, он мало что соображал. С этим пора было кончать.
- Апиби, - упавшим голосом произнёс Бэль Омм, когда уже лежал в кровати, - свяжись с Томасом Мэхордом, пожалуйста.
Он приехал глубокой ночью. Билл метался и рвал простыни. Не прошло и шести часов, а немец уже стоял на пороге гостевой спальни.
- Тебе плохо? – спросил тот упавшим голосом.
- Том, - слёзно произнёс француз и упал лицом в подушку.
Его опять прошила судорога. Он был голый, потный, от него разило. Было чудовищно больно от возбуждения и неудовлетворённого желания. Не было сил даже встать с кровати и обнять альфу.
Томас снял пиджак, уговаривая себя держаться. Вся комната была пропитана Биллом, его зовущим запахом. Нельзя устоять. Сам он выглядел потеряно и, кажется, вообще не соображал, что происходит.
- Том, - вновь позвал он.
Немец заскрежетал зубами. Он не может взять и просто наброситься на него, хотя очень хотелось. Раздевшись, Мэхорд подошёл к кровати и погладил Билла по голове.
- Всё хорошо, всё будет нормально. Я здесь, я помогу.
- Мне больно, - заныл тот.
- Я знаю, потерпи.
Нужно было найти смазку и презерватив, ведь у Бэль Омма это был первый раз, не хотелось его рвать. Но нужных предметов не было. Билл упал в его руки, начал неуклюже целовать грудь, потому что только до неё дотягивался. Выгибался и стонал. Том прикрыл глаза, приказывая себе терпеть. Откинув одеяло, он опрокинул парня и смахнул пот с его горячего лба. Ему было действительно туго. Член стоял колом, а задница была мокрая, что Том вмазался в густую смазку и вся его ладонь оказалась увлажнённой.
- Что же тебя так колбасит?
- Возьми меня, - и расставил похабно ноги, заскулив и сморщив лоб от болезненной судороги.
Томас проклял себя за слабость. Он не так хотел владеть им, не в таких чудовищных условиях, когда Билл практически без сознания. Ему представлялось это чуть иначе. А сейчас тот не мог думать ни о чём другом. Хотя немцу льстило, что он позвал его, а не прыгнул в объятия кого-то другого.
Подставив ладонь к дырке, Том погладил отверстие, убедившись, что Билл течёт уже долго и ничего лишнего для смазки не нужно. Той же рукой он начал дрочить себе.
- Умоляю!
Мэхорд держался на одном честном слове. Но когда Билл выгнулся, застонал и начал молить, у того отказали тормоза. Он взял его ноги, закинул себе на плечи и постепенно вошёл, борясь с соблазном засадить. Бэль Омм издал жалобный полувой, смешанный с нотками облегчения. Он весь сморщился, глаза увлажнились, его по-прежнему трясло.
- Сейчас, детка, я не хочу порвать тебя.