Социальный эксперимент

Наконец их очередь подошла, они показали посадочные талоны и прошли в «рукав». В кармане Никиты провибрировал телефон. Он достал его. Пришло очередное сообщение от Саши.

«Ответь уже наконец! Давай поговорим нормально! Прости меня, я соскучился и очень люблю».

Прошло три дня после их скандала, Саша звонил и писал по нескольку раз в день. Никита не отвечал. Никита уже и не знал, правильно ли поступает. Если бы не слова Валентина, возможно, он вернулся бы к Саше уже на следующий день после ухода, но вечерняя тирада Вали настроила его на воинственный лад. Он не знал, насколько его хватит, но страх перед полетом и слова «соскучился» и «люблю» бередили душу Никиты до слез. Он часто дышал и считал в уме, чтобы хоть как-то отвлечься.

Один вопрос сейчас маячил у него в голове: «Что я творю?!»

Пока еще было время передумать и вернуться, но как только шасси оторвутся от земли, их отношения оборвутся. Саша никогда не простит его за этот поступок.

Что же заставляло Никиту делать шаг за шагом к самолету? Еще саднящая рана от предательства. Возможно, надо было простить, забыть и жить дальше, но он хорошо знал себя, может быть, и простил бы, но в дальнейшем при каждом удобном случае припоминал бы Саше про измену или что там у него было. Он перестанет доверять ему, будет подозревать, еще больше ревновать по поводу и без, устраивать скандалы. Лучше уж тогда сделать несколько шагов и вместе со взлетом самолета оставить, отпустить и забыть.

Места Никиты и Андрея располагались в хвосте самолета, около туалета, на этом настоял Никита, начитавшись о том, что это самое безопасное место.

– Если эта птичка рухнет, тебя никакой хвост не спасет, – говорил Андрей.

– А я читал…

– Что с 36 года выжило около 80 человек?

– И что? Пусть шанс невелик, но он есть, может, я избранный.

– Конечно, избранный, тебе в аду прогулы ставят за твой образ жизни.

Андрей занял место около иллюминатора, Никита около прохода.

Самолет начал разгоняться, Никита вцепился в подлокотники до белых костяшек на кистях и что-то бормотал. То ли молитву читал, то ли подпевал Далиде, которая пела у него в наушниках.

«Moi je vis d'amour et de danse

Je vis comme si j''etais en vacances

Je vis comme si j''etais 'eternelle

Comme si les nouvelles 'etaient sans problems»3.

«Я живу любовью и танцами,

Я живу так, словно я в отпуске,

Я живу так, словно я вечна,

Так, словно в мире нет плохих новостей».

Самолет вынырнул из облаков, и турбулентность прекратилась. Никита расслабился.

Андрей смотрел на чистое голубое небо и думал о своей жизни. По Никите, как бы он ни скрывал, было видно, что переживает из-за ситуации с Сашей, Андрей же держался как холодная мраморная статуя, никак не выдавая то, что творится внутри. Так уж он был устроен. Так его воспитали родители. В их семье было не принято показывать свои эмоции, отец воспитывал его достаточно жестко, мать тоже особо не сюсюкалась, только когда он вырос и покинул родительский дом, откуда-то в них проснулась чрезмерная забота, возможно, потому что Андрей был единственным ребенком и они надеялись, что однажды он вернется домой и позаботится о них в старости.

В детстве Андрей тянулся к ним, а сейчас уже нет. Они научили его равнодушию. Он был замкнутым, практически не общался со сверстниками, чаще общению с приятелями предпочитал книги. Он читал много и разнообразно. Никогда не подходил первым к ребятам во дворе, к одноклассникам, боялся, что с ним не захотят дружить, оттолкнут, как это постоянно делали родители. Если кто-то проявлял к нему интерес, он некоторое время проверял человека равнодушием, и, если тот был настойчив и не агрессивен, Андрей допускал его в свой мир. В переходном возрасте что-то щелкнуло в мозгу, и он понял, что в родительском доме любви не дождется, и после окончания школы решил уехать учиться в Москву. Родители не верили в сына, они толком даже не знали, чем он интересовался, и были уверены, что скоро он вернется в отчий дом.

В Москве началась новая, разнообразная жизнь.

Из-за социофобии Андрею было сложно жить с соседом по комнате в общаге, но постепенно он привык. Артем оказался дружелюбным приятным парнем, они нашли общий язык, но больших компаний Андрей продолжал сторониться. Это не был в прямом смысле страх, он испытывал чувство дискомфорта, он не хотел напрягаться, не хотел пытаться разговаривать, вытягивать из себя слова или заставлять себя слушать неинтересные разговоры и пытаться их поддерживать, смеяться, когда не смешно, сочувствовать, когда на человека наплевать.

Но при этом Андрей никогда не был один. Сначала общага с Артемом, потом съемная квартира с двумя лесбиянками, а теперь Костя. Видимо, уже был…

Андрей знал, что скорее всего не вернется к нему. За три дня Костя ни разу не написал и не позвонил. В глубине души Андрей надеялся на сообщение, хотя бы ради того, чтобы занять денег, но даже этого не произошло.