Разве можно понять чтонибудь в любви. Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет, Господи, дай же ты каждому, чего у него нет. -- Все же Окуджаву можно петь такому, например, исполнителю, как я, -- сказал Борис улыбаясь, а вот Высоцкого не споешь. Его можно только слушать. -- Ну почему же, -перебил Бориса Стас, забирая у него гитару:
Сегодня я с большой охотаю Распоряжусь своей субботаю. И если Нинка не капрызная, Распоряжу сь своею жизнью я. -- Ну чем не поется? -- спросил он весело и продолжил петь, аккомпанируя себе на гитаре и легко постукивая в такт каблуком . Мой друг и учитель, алкаш с бакалеи, Сказал, что семиты -простые евреи! Так ето ж такое везение, братцы, Теперь я спокоен, чего мне бояться. -- Я лично обожаю спортивные песни Высоцкого, продолжал Стас, не отрывая глаз от гитары. -- Десять тысяч, и всего один забег остаался. В это время наш Бескудников Олег зазнаался. Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил, и сгинул. Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол. -- Ребята, а Кукина? -- весело воскликнула Женя Андровская и запела: Пусть полным полно набиты мне в дорогу чемоданы,
Память, грусть, невозвращенные долги. А я еду, а я еду за туманом, За мечтою и за запахом тайги. Стас с грустью снял с себя ремень, поставил гитару на пол и сказал с ностальгической тоской в голосе: -- Да, эту песню можно назвать эпиграфом ко всей жизни нашего поколения. "Память, грусть, невозвращенные долги" -- это все, что мы обрели. -- А помните дискуссию по поводу песни Окуджавы "Девочка плачет"? -- спросил Борис, не дав Стасу продолжить начатый разговор. -- Конечно, как же не помнить, -- сказала Юлия Милютина. -- Я была на стороне Люды Борисовой. Она была категорически против концепции этой песни. Там помните? -- все плачут: девочка плачет -- шарик улетел, женщина плачет -- муж ушел к другой, плачет старуха -- мало прожила... Мы были категорически против такого подхода к женщине. Почему плачет? Плакать -- это пассивность, смирение. "Нечего нам плакать", -говорила Люда. -- "Не дамся!", -- вот мой девиз. Не дамся возрасту, не дамся трудностям. Не дамся! -- Зато сейчас нам не до таких споров. Политика заполонила наши души, -- сказала Женя задумчиво. -- Но это естественно, -прервал ее Боря. -- Времято какое!.. Мне лично ничего не хочется видеть и слышать. Я бы смотрел только съезд депутатов и слушал их речи. А какие люди, ребята! Сахарова (!) живьем слышали и не только слышали, но видели его походку, детское выражение его лица, какой-то застенчивый весь его облик. Я вообще-то его совсем другим себе представлял, когда пасквили о нем писали. -- Братцы, дорогие, мы же условились не говорить о политике! -- прервал Борю весело Александр Дмитриевич, встав с кресла. -- Ну Саша, командноадминистративные методы сейчас не модны. Пусть люди говорят о том, о чем хотят, -- сказала Инга, улыбаясь. -- А может, включим музыку и, тряхнув стариной, потанцуем? Помните как мы "Леткуенку" все плясали? Может, попрыгаем? -- Ингуся, -- тихо шепнула на ухо Инге Лина, -- я, пожалуй, пойду. Сейчас здесь одиннадцать, в Москве семь. Олег может позвонить и удивится, что я не дома.
Инга Сергеевна недоуменно посмотрела на подругу и, повернувшись к мужу, сказала тихо: -- Сашенька, проводи, пожалуйста, Лину. Александр Дмитриевич хотел выйти с Линой тихо, "поанглийски", но ничего не получилось. Все остальные гости со словами: "Уже поздно, -- завтра рабочий день", тоже засобирались.
Через два дня, в субботу, когда они пришли домой после банкета в ресторане, окрещенном народом "Поганкой" за сходство здания с грибом, тут же раздался телефонный звонок. Анюта сообщила, что, поскольку в институте большие финансовые трудности, ей не без удовольствия начальство предоставило отпуск без сохранения содержания на месяц и, вероятнее всего, числа пятого ноября они прилетят в Новосибирск.
x x x
Седьмого ноября ни Анюта ни Игорь на демонстрацию в Академгородке, в которой они всегда любили участвовать, не пошли. Инга Сергеевна же дала Катюшке связку разноцветных шаров и отправилась с ней на улицу к булочной, что на Морском проспекте, где они назначили свидание с дедушкой после прохождения колонны его института мимо трибуны. Перестройка, вихрем разрушавшая привычные атрибуты прежней официальной жизни, сказалась и на отношении к этому, казалось, святому дню. Руководители советского района Новосибирска (в состав которого входил Академгородок), не привыкшие раздумывать над проблемами какого-либо развития и изменения унылой, застоявшейся, бесцветной жизни Академгородка, тем более не утруждали себя заботой о внесении изменений в празднование Седьмого ноября, и без них отработанное за много лет.