Споры вокруг антропоморфизма возникают потому, что мы верим в реальное существование «людей» и «не-человеков», не осознавая, что это приписывание ролей и действия также являются результатом определенного выбора. Лучший способ осознать этот выбор – сопоставить устройства с текстами, поскольку вписанность создателей и пользователей в устройство является совершенно такой же, как вписанность авторов и читателей в повествование. Чтобы проиллюстрировать это утверждение, я должен теперь признаться, к моему стыду и вашему разочарованию, что я совсем не технолог. Я встроил в статью созданного мною автора, а также изобрел своих возможных читателей, чьи реакции и убеждения я предусмотрел. С самого начала я много раз использовал обращение «вы» и даже «вы, социологи». Если вы помните, я даже велел вам построить таблицу (или посоветовал это сделать). Я также попросил вашего разрешения продолжать это повествование. Делая это, я создал вписанного читателя, которому я с такой же несомненностью предписал определенные свойства и поведение, с какой светофор или картина подготавливают определенную позицию для тех, кто на них смотрит. Подписались ли вы под этим определением вас самих? Или, если сформулировать это еще радикальнее, есть ли вообще кто-нибудь, кто мог бы читать этот текст и занять ту позицию, которая приготовлена для его читателя? Этот вопрос является источником постоянных трудностей для тех, кто не знает основ семиотики. Ничто в данной сцене не может помешать вписанному пользователю или читателю вести себя иначе, чем это ожидалось (то есть ничто вплоть до следующего абзаца). Читатель из плоти и крови может полностью игнорировать мое определение его или ее. Тот, кто пользуется светофором, вполне может перейти дорогу на красный свет. И даже посетители Палаты кож, несмотря на то, что их поведение и траектория самым полным образом предвосхищаются доводчиком, могут просто никогда не добраться до него, поскольку найти это место слишком трудно. Что касается ввода информации в компьютер, то курсор может бесконечно мигать, несмотря на то, что пользователь отсутствует или не знает, что ему делать. Между пользователем, который задается предписанием, и пользователем из плоти и крови может быть огромный зазор, различие столь же большое, как между «я» повествователя в романе и его автором. Именно это различие так сильно расстраивает авторов анонимного обращения, о котором я сейчас говорил. В других случаях, однако, зазор может быть нулевым: предписанный пользователь до такой степени предугадан, так тщательно вмонтирован внутрь сцены, так точно согласован с нею, что делает то, что от него ожидается.
Проблема, связанная со сценами, состоит в том, что они обычно хорошо подготовлены для того, чтобы предвосхищать поведение только тех пользователей или читателей, которые находятся поблизости. Например, доводчик успешно предусматривает то, что люди будут толкать дверь, открывая ее, и сообщать ей энергию, способную вернуть ее в обратное положение. Но он совершенно не способен помочь людям добраться до двери. Уже на расстоянии пятидесяти сантиметров он бесполезен и, например, никак не воздействует на те планы, которые развешаны по всей Ла Виллетт и объясняют, где находится Палата кож. Однако никакая сцена не может быть подготовленной без заложенного в нее представления о том, какого рода акторы будут занимать предписанные позиции. Вот почему я выше сказал, что, хотя вы вольны не читать дальше эту статью, это лишь «относительно» так. Почему? Потому что я знаю, что, поскольку вы купили эту книгу, вы трудолюбивые, серьезные, англоговорящие технологи или читатели, желающие понять новые направления в социальных исследованиях машин. Поэтому я могу преспокойно побиться об заклад, что у меня хорошие шансы, что вы прочитаете эту статью до конца! Поэтому мое предписание «читайте эту статью, вы, социолог» – не такое уж рискованное (но я бы не стал рисковать, если бы имел дело с французской аудиторией). Такой способ полагаться на более раннее распределение навыков, уменьшающее разрыв между встроенными пользователями или читателями и пользователями и читателями из плоти и крови, аналогичен предварительному вписыванию.