Социология вещей (сборник статей)

Второй неудачей конструктивизма является концепция «строительного материала». Если портрет строителя был написан нереалистично, будьте уверены, что и образ материала выйдет довольно бледным. Эти образы тесно связаны между собой, как мы увидим далее. Конструктивистские сценарии предписывают вещам только три роли: роль напористой безудержной слепой силы, роль опоры для прихотливой человеческой изобретательности и роль источника некоторого «сопротивления», оказываемого действиям людей. Первая роль взята из сценария «творения ex nihilo», только вывернутого наизнанку: вещи в нем наделяются той же неправдоподобной способностью, которая ранее приписывалась их создателю; они выступают в качестве абсолютной силы, все себе подчиняющей. Вторая роль исключает саму возможность «агентности» вещей – созидающий и абсолютно свободный человеческий разум придает им многоразличные формы. Третья концепция вещей отличается от предыдущей лишь добавлением некоторой толики сопротивления, достаточной для того, чтобы преподнести создателю небольшой сюрприз, тогда как сам создатель (непременно «он») остается полновластным хозяином материи. И для завершения этого грустного перечня добавим сюда еще комическую роль вещей-существующих-только-ради-того-чтобы-доказать-что-мы-не-идеалисты. Подобная роль была впервые предписана вещам Кантом, и с тех пор много раз воспроизводилась философами вплоть до Дэвида Блура включительно: вещи существуют, но лишь в жалком образе молчаливых стражей, держащих щит с девизом: «Мы отрицаем, что мы отрицаем существование внешней реальности» (Bloor 1999). Видимо, это единственная роль, которой заслуживают несчастные «вещи в себе».

Всем возомнившим о себе конструктивистам должно быть стыдно: для вещей не нашлось ни одной роли, в которой им отдали бы должное. Первый сценарий представляет материю в образе хозяина и господина, согласно второму, она – просто сырой песок в песочнице, в третьем – ее «сопротивление» служит лишь поводом для демонстрации нашей собственной силы. Но с помощью этих теорий невозможно объяснить даже такие простейшие операции как выпечка кекса, плетение корзины или пришивание пуговицы, не говоря уже о возведении небоскреба, открытии черных дыр или принятии новых законопроектов. Большинство споров по поводу «реализма» и «конструктивизма» напоминают коробку с детскими игрушками, в которую до ровного счета добавляются «чашки», «подставки», «кошки» и «черные лебеди». Будем серьезны: если слово «конструктивист» вообще что-нибудь означает, то исключительно благодаря отсылке к действующим силам (agencies), не ограничивающимся такими глупыми и инфантильными ролями. Конечно, они действуют, упорядочивают и сопротивляются. Конечно, они эластичны. Но интересно не это, а занимаемые ими позиции «посредников» (Latour and Lemonnier 1994).

Парадокс состоит в том, что критики сохраняют только три или четыре пункта в описании тех процессов, для которых у художников, ремесленников, инженеров, архитекторов, домохозяек и даже детей в детских садах имеется богатейший словарный запас. Очевидно, Джанбатиста Вико своими руками не строил, поэтому он верил, что все им сделанное было «полностью известно». Я никогда не встречал ученых за лабораторным столом, довольствующихся выбором между «реализмом» и «конструктивизмом» (исключая, конечно, те эпизоды, когда они участвуют с зажигательными речами в научных войнах). Покажите мне хотя бы одного художника, который смог бы оклеветать свой материал, назвав его «беспредельно эластичной» глиной – так может поступить кто угодно, но не гончар (Geslin 1994). Покажите мне хотя бы одного программиста, считающего, что он полностью владеет программой, которую пишет. Вы видели когда-нибудь повара, который, рассказывая про сырное суфле, определял бы его тончайшую подрумяненную субстанцию с помощью таких понятий, как «эластичность», «сопротивление» и «простое подчинение силам природы»? [252]

«Строительство», «создание», «конструирование», «приложение усилий» – использование этих слов всегда предполагает восприимчивость к требованиям материала, к запросам и принуждениям конфликтующих сил (agencies), ни одна из которых в действительности не является полновластной [253]. И уж точно не полновластен создатель (maker), которому день и ночь приходится нести ответственность за то, что Этьен Сурио великолепно назвал «инставрацией», «установлением», или «l’oeuvre а faire» (Souriau 1935, 1939).