Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В целом негативная реакция политологов на эти исследования была обусловлена и профессиональным соперничеством, и идеологическими разногласиями, и неприятием теоретико-методологических оснований исследований социологов. В профессиональном плане политологи явно не желали, чтобы социологи объясняли им, что на самом деле происходит в политической сфере, которую политологи считали своей территорией. По их мнению, социологи «уделили слишком мало внимания политику», которого «рассматривали как агента воли большинства, политических партий, групп интересов или элиты» (см. [Dahl, 1961: 6]). Политологам, естественно, не понравилось, что основной предмет их исследования у социологов оказался на вторичном уровне структуры власти в социальной общности: «Зачем тратить время на изучение пешек?» (см. [Trounstine, Christensen, 1982: 27]).

Идеологический контекст критики проявлялся в том, что для политологов (плюралистов) идеи и выводы Хантера, Миллса и других социологов данной ориентации оказались слишком радикальными. Разделяя с ними общее позитивное отношение к идеалам либеральной (плюралистической) демократии, плюралисты оказались более консервативными (позитивными) в оценках ее состояния (наличия) в американском обществе, тогда как социологи считали, что основания демократии подрываются существующей экономической системой, создающей предпосылки для господства бизнес-элиты. Политологи во многом не были готовы признать то, о чем писали Хантер и его коллеги.

Однако главной причиной неприятия выводов Хантера стало негативное отношение к методологии исследования и в первую очередь к репутационному методу Политологи были убеждены, что он не может выявить реальной структуры власти, поскольку предметом исследования оказывается не власть как таковая, а лишь мнения о ней. Кроме того, он не рефлектирует сферу власти и не гарантирует, что респонденты (эксперты) оперируют одинаковыми концептами и исследовательскими стандартами при выборе наиболее влиятельных людей. А главное, сама постановка репутационных вопросов фактически изначально задает элитистские выводы и неизбежно ведет к преувеличению роли тех, кто действует «за сценой»: «Хантер предполагал существование властвующей элиты и поэтому обнаружил ее» [Tronstine, Christensen, 1982: 29][27].

В качестве естественной реакции на критику со стороны плюралистов были предприняты многочисленные попытки рафинировать репутационный метод и внести некоторые коррективы в концептуальные основания исследования. Одну из таких попыток предпринял Чарлз Бонджин в своем исследовании в Берлингтоне (штат Северная Каролина, США) [Bonjean, 1963: 672–681]. Он обратил внимание на недостаточную четкость понятия «лидер общности» и предложил типологию лидерства[28], позволяющую снять некоторые трудности, имевшие место в традиционном репутационном подходе (в том числе проблему разграничения между властью и статусом), и дать более комплексную и потому адекватную картину лидерства в городском сообществе. Бонджин посчитал, что традиционный репутационный подход может и не выявить тех лидеров, которые не обладают высоким классовым или социальным статусом; поэтому необходим дополнительный шаг – сравнение лидеров и нелидеров и включение предложенной им классификации лидеров в структуру исследования. В Берлингтоне Бонджин обнаружил пять видимых лидеров и по шесть скрытых и символических лидеров, т. е. лидерство оказалось отчасти видимым, отчасти скрытым [Ibid.: 678, 680]. Наиболее влиятельным лидером города был видимый лидер (Нил Аллен). Он был включен в сеть всех основных организаций города, хотя и не возглавлял ни одну из них; фактически именно он выполнял роль координатора городской общественной жизни и выстраивал систему приоритетов при выборе тех или иных проектов. Другие лидеры – как видимые, так и скрытые[29] – участвовали в деятельности максимум двух местных институциональных сфер, обычно в экономической и какой-то еще. Поэтому Бонджин определил лидерство в Берлингтоне как «сеть пересекающихся субгрупп, видимых и скрытых, деятельность которых координируется центральной видимой фигурой».