Пока умники рассуждают, существует она вообще или не существует, она просто действует. Проявления её действий можно видеть, трогать, пробовать на вкус. Что означает эта наука образности?
Эти мысли тогда, в тайге, немного пугали. Хотелось быстрее опровергнуть или утвердиться в них, но рядом только она, спросить можно только у неё.
Сейчас спрошу... Она не способна солгать... Сейчас спрошу.
-Анастасия, скажи... Скажи, ты науку образности знаешь в совершенстве? Ты обладаешь знаниями древних тех жрецов?
С волнением я ждал её ответа, но без волнения спокойный голос отвечал:
- Я знаю то, что праотец мой тем жрецам преподавал. И то, чего сказать отцу жрецы не дали. И новое ещё сама познать, почувствовать стремилась.
- Теперь я понял! Я предполагал! Науку образности лучше всех познала ты. И ты перед людьми предстала, сама свой образ сотворив. Для многих ты богиня, добрая лесная фея, мессия. Так в письмах пишут о тебе читатели. Мне говорила, будто бы гордыня, самость - грех большой, что искренне я должен всё писать. И я предстал пред всеми недоделком, но ты сама при этом выше всех превознеслась, и то, что будет так, заранее сама об этом знала.
- Владимир, ничего перед тобой я не скрывала. Анастасия поднялась с травы, напротив меня встала, руки опущены, в глаза глядит и продолжает: Мой образ лишь сейчас не каждому понятен. Но образ тот, другой, когда перед людьми предстанет, останется и мой. Похож мой образ будет на уборщицу, которая лишь паутину с главного снимает.
- Какую паутину? Скажи ясней, Анастасия, ещё что хочешь сотворить?
- Перед людьми хочу я образ Бога оживить. Его великую мечту для каждого понятной сделать. Его стремления в любви каждый живущий сможет чувствовать. Сегодня в этой жизни сможет стать счастливым человек. Дети сегодняшних людей все будут жить в Его Раю. Я не одна. Ты не один. И рай предстанет общим сотвореньем.
- Постой, постой. Теперь я понимаю, твои слова переломают многие ученья. Их авторы, последователи, набросятся не только на тебя, но и меня обхают. А мне зачем эти проблемы? Не буду я писать всё, что о Боге скажешь.
- Владимир, испугался ты лишь предстоящей непонятно с кем борьбы.
- Да, всё понятно мне. Обрушатся все те, кто разные конфессии возглавляют. Своих фанатов-последователей на меня будут натравливать.
- Не их - себя боишься ты, Владимир. Стыдишься сам предстать пред Богом. Не веришь в новый образ жизни свой. Считаешь, что не сможешь измениться.
- Причём здесь я? Тебе твержу о священнослужителях. И так уже многие из них на твои высказывания реагируют.
- И что же говорят они тебе?
- По-разному говорят. Некоторые нехорошо отзываются, некоторые наоборот, один священник православный с Украины со своими прихожанами ко мне приезжал, чтобы твои высказывания поддержать. Но он сельский священник.
- И что же из того, что сельским был приехавший к тебе священник?
- А то, что есть ещё другие, высокопоставленные. Им все подчиняются. Всё от них зависит.
- Но ведь и те, высокопоставленные, как о них ты говоришь, когда-то тоже в маленьких церквях служили.
- Неважно это. Всё равно писать не буду, пока хоть кто-нибудь из руководства серьёзного храма... Да что я говорю, ты ведь сама всё можешь наперёд сказать. Вот и скажи, кто будет противостоять, а кто тебе поможет. Да и найдётся ли хоть кто-нибудь, кто станет помогать?
- Какого же священник ранга тебя может убедить смелее быть, Владимир?
- Не ниже настоятеля или епископа ты можешь мне назвать кого-нибудь?
Лишь на мгновение задумалась она, как будто вглядываясь и во время, и в пространство сразу.
И прозвучал ответ невероятный:
-Уже помог, по-новому сказав слова о Боге, римский папа Павел Иоанн, ответила Анастасия, - образ Христа и Мухамеда соединят в пространстве энергии свои, в единое сольются с ними образы другие. Ещё земной найдётся православный патриарх, и почитаемым в веках им сказанное будет. Но будет главным среди всех, внешне простых людей порывы вдохновенные. Тебе земной их статус важен, но ведь всего на свете истина важней.
И замолчала, опустив глаза, Анастасия, как будто что-то вдруг обидело её. Как будто ком к горлу подкатил, его она сглотнула и вздохнула. Потом добавила:
- Прости, коль непонятно для твоей души я изъясняюсь. Пока не получается, но постараюсь я понятней быть, только ты людям расскажи...
- О чём?
- О том, что закрывать от них тысячелетьями стремятся. О том, что каждый в одно мгновенье может в первозданный сад Создателя войти и с ним вершить совместные прекрасные творенья.
Я чувствовал, как нарастает в ней волненье. И сам стал почему-то волноваться и сказал:
- Ты не волнуйся, говори, Анастасия, я, может быть, смогу понять и написать.
А в том, что дальше поведала она, была предельная конкретность, простота. Уже потом, анализируя и вспоминая её слова, стал понимать, какой-то есть, быть может, и немалый смысл в её словах: "Верните, люди, Родину свою". А тогда, в лесу, переспросил Анастасию: